Никто (СИ)

Нина. -- Вы не представляете, какие удивительные, превосходные голоса встречаются. Я сейчас преподаю девочкам, даю частные уроки...

Платон. -- Нина, не ожидал тебя увидеть, я полагал, ты в имении, под Смоленском.

Нина. -- Ах, Платон, проводить все время в имении ужасно скучно, я бываю в Петербурге наездами.

Платон. -- Ты где-то была вместе с Иннокентием Федоровичем?

Нина. -- Иннокентий Федорович пил у меня чай и читал стихи для нас -- у меня были Мухина и Васильева. Ты обеих, кажется, знаешь?

Платон. -- Имел честь быть представленным.

Нина. -- Так вот, Васильева пригласила Иннокентия Федоровича к себе на обед в понедельник, 30 ноября, если ты так интересуешься.

Платон. -- Я не шпионю за отцом, что за глупые намеки!

Анненский

. -- Платон, Нина, оставьте этот вздор! (Маковскому). Я, собственно, зашел ненадолго и вот по какому делу. Теперь, когда недоразумение с Черубиной де Габриак разрешилось, полагаю, что можно вернуться к вопросу меня волнующему, я говорю об издании во втором номере моих пьес.

Маковский. -- Помилуйте, Иннокентий Федорович, вы всё знаете о Черубине?

Анненский. -- Да, мне Валентин рассказал.

Нина. -- Так вы знаете тайну Черубины? Боже, как интересно! Катя Мухина о ней все уши прожужжала. Ну, скажите, я вся сгораю от нетерпения, кто же это?

Маковский (не отвечая Нине). -- Увы! Страшно стыдно перед вами, глубокоуважаемый Иннокентий Федорович, ужасно стыдно! Как я мог впасть в такое заблуждение? Где было моё чутьё, мой вкус? Помнится, вы были одним из немногих, кто сомневался в таланте этой, с позволения сказать, поэтессы.

Анненский. -- Значит, Сергей Константинович, вопрос решен в мою пользу и в журнале будут мои стихи. Я могу успокоиться?

Платон. -- А сколько у вас платят за строчку?

Маковский (смущенно). -- Понимаете Иннокентий Федорович, номер уже в наборе. Изменить решительно ничего нельзя. И потом... широкая публика еще не знает о мистификации, они жаждут прочитать стихи Черубины.

Анненский (рассеянно). -- Да, пожалуй, вы правы. Даже мои близкие знакомые, почитатели моей музы, в восторге от её пьесок.

Нина

. -- Если вы обо мне, то, конечно, мне любопытно, но ваши стихи для меня не состоят ни в каком сравнении с её стихами.

Анненский. -- Боюсь, милая Нина, что среди всех, кто интересуется Черубиной, вы составляете единственное исключение. Наверное, и Ольга Петровна ею пленилась?

Нина. -- А вы её разве не видели?

Анненский. -- Нет. Она бывает у нас теперь редко, приезжает с детьми, не остается в доме.

Нина. -- Зато вам спокойно! От них ведь столько беспокойства, я говорю о детях.

Анненский. -- Конечно, вы правы!

Маковский. -- Я вижу, что вы удручены. Милейший Иннокентий Федорович, не расстраивайтесь так, ваши стихи мы обязательно напечатаем, в самом ближайшем номере. Даю слово! Ну вот, видите, я перед вами повинился! Вы не можете представить, какие шишки на меня валятся из-за редакторства. Одни тем недовольны, другие этим. После вашей статьи о лиризме дико оскорбился Соллогуб, да и Блок недоволен.

Анненский. -- Сергей Константинович, вы же знаете, что я никого не желал обидеть, это моё субъективное мнение, а не редакции. Я хотел бы поместить в номере свои пояснения, чтобы выйти из этой неловкой ситуации.

Платон. -- Извините, господа, мне пора! Сергей Константинович, вы меня не проводите?

Маковский

. -- Конечно, Платон Петрович.

Выходят.

Анненский. -- Нам тоже пора ехать, милая Ниночка! Я поеду к себе в Царское Село, а вы назад, в Смоленскую губернию, в свой медвежий угол. Ах, Царское -- им, положительно, отравляешься. Когда-то давно мне улыбнулась мысль поселиться там и с тех пор я ни разу не пожалел.

Нина. -- Вы правы, дорогой Кенечка, пора ехать!

Анненский. -- Скажи Нина, вы видитесь с Ольгой, как она... что у неё на душе?

Нина (с деланно равнодушным видом). -- Видимся редко. Мы не очень с ней близки с недавних пор.

Анненский. -- А мы с ней давно откровенно не беседовали. Я сделал её душеприказчиком на случай моей смерти, намеревался сказать ей...

Нина

(берёт его за руку, покачивает, говорит тихо, с придыханием). -- Смерти? Боже мой, о каких грустных вещах вы говорите! Если это шутка, то я не расположена так шутить! Знаете что, назначьте меня душеприказчиком! Я пока здесь и хотя бы буду знать.

Анненский. -- Увы, Ниночка, вы далеко! Слишком далеко!

Нина. -- Иннокентий Федорович, Кеня, вы только скажите и мы сейчас же вернемся из имения. Скажите, я вам нужна?

Анненский. -- Нина...я, право, не знаю, что сказать...(Освобождает свою руку).

Пауза. К облегчению Анненского возвращается Маковский.

Маковский. -- Господа, извините, задержался! Так я полагаю. Иннокентий Федорович, вопрос с публикацией ваших стихов мы уладили?