Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

Сначала Ядвига искренне обещала Нине Савельевой помощь на каждом этапе научного альпинизма. Это было, когда советская власть уже колебалась, сходя с орбиты, но мы этого еще не замечали. И вот волшебные вершины кандидатской (по психолингвистике) стали близки для Ниночки. Но уж на предзащите Ядвига не удержалась. Она громыхала:

— Посмотрите в окно: свиристели налетели и склонили до земли тонкую рябинку, выклевывая ягоды. Вот так же свиристели поиска ЯКОБЫ истины хотят поступить с нашим марксизмом в языкознании.

Все посмотрели в окно — на бежевых свиристелей, которые и не подозревали, что служат наглядным пособием в жестоком деле. Им было просто холодно и голодно. Рябинке они не повредили, она сразу распрямилась, когда эти птицы с хохолками улетели. Недавно мы ее видели — это такая рябинища! В общем, вы представляете большую уральскую женщину, но красивую? Не представляете? Вот то-то! Приезжайте, покажем!

А Нина так и не распрямилась.

Предательство Учителя настолько ее потрясло, что она осталась лаборанткой навсегда. Только сменила очки на другие — с более толстыми стеклами, и словно щит впереди себя толкала из этих очков. Да вдруг обросла ногтями и этим маникюром как будто держала оборону против друзей-предателей.

Прошло столько лет, она сто раз могла с тех пор защититься, но диссертация так и лежала в летаргическом сне, засунутая в шкаф-купе.

Однако именно Нина (теперь уже не Савельева, а по мужу — Гречаная) поехала на другой конец города в больницу к Ядвиге.

Вообще-то все, кого Ядвига выжила (и выжала), наверное, ее благодарят. Быстро они распрямились, заставив испуганно вспорхнуть с себя стаи неудач. Один даже стал академиком! Другие превратились в писателей, журналистов, психиатров и разных депутатов.

А Нина только все время ездила навещать заболевших.

Ядвига всегда была быстра на ногу.

Например, перед восьмым марта она бегала от кафедры к деканату, а потом к парткому и разносила как подарки деревянные пепельницы, салфеточницы и прочие изящные продуманные безделицы (муж-умелец вытачивал в неимоверных количествах). Муж ее все срабатывал в русском духе, чего Ядвига не любила и избавлялась от этого путем щедрости.

Была тут резкая граница в состояниях: доподарочном и после. Педагог веселится чисто как дитя: завтра красный день календаря, ничего не надо делать! И вдруг на стол ему падает матрешка, а на темя — медовый голос Ядвиги:

— А вам подарочек!

И горький пот выступает во всех морщинах педагога, ведь через день-два наступит расплата. Приходила она разнообразно: Ядвига может отвергнуть статью для “Ученых записок” или сорвать стенгазету (а ее выпустила группа, где ты куратор)… Комбинаторно ее ум был хорошо развит.

Вдруг ноги сказали Ядвиге: все, хватит! Мы носили тебя восемьдесят четыре года, а ты только разоблачала всех. Не желаем больше соучаствовать. И сидит Ядвига рядом с вахтером, не дойдя до аудитории (тросточка стоит рядом), и кричит:

— Нина! Ниночка Гречаная!

Нина могла бы в ответ якобы случайно не увидеть и не услышать. Но она кинулась:

— Что, что?

— Доведите, Бога ради, до аудитории! Там у меня две пары. Голова ясная, только вот ноги.

Нина и вахтер подумали: что же ты с неходячими ногами рвешься на целых четыре часа говорения? Или инсульт, или сошла с ума.

Вызвали “скорую”, которая удивила всех и приехала вдруг скоро. Врач увидел даму с отсутствием возраста, с хорошим посылом голоса, так что все в вестибюле обернулись на них, когда она попросила:

— Поставьте мне укол, чтобы дойти до аудитории. Я должна провести четыре часа занятий.

— Таких уколов пока нет, — сказал врач.

Он отвел секунду на жалость к этой царице со струнной спиной, но безнадежно захромавшей на голову. Духи у нее такие: с навеваниями весны (но не с липкими тополиными, а словно — ненавязчивый визит нарциссов).

Вот уже Ядвига на стуле поплыла к экипажу, и когда ее поднимали, она вскрикнула, как булькнула стеклянная трубочка:

— Трость! Моя трость!

И этот хрупкий звук понес Нину на кафедру, и там она у всех стала спрашивать телефоны сыновей Ядвиги Альбертовны.

— Витенька и Пашенька? Помню, им шесть и восемь лет, — растерянно сказала преподаватель хорватского и словенского языков.

— Вы же были в тогдашней Югославии и не заметили, как ее сыновья выросли, — резонно парировали коллеги.

Но оказалось: те, кто не был в Югославии, тоже не знали никаких телефонов Витеньки и Пашеньки, которым под шестьдесят.

Муж Нины, морпех в отставке, почти все время работал в частной охране, брал лишние смены, подмены. Один сотовый куплен для Ниночки? Нет, через месяц появится другой, раскладной, это будет гораздо женственнее. Он каждую минуту радовался, что выжил в Египте! Они там были все смертники. Женившись в сорок лет, он хотел, чтобы дольше длилось светлое. А то все насквозь полосатое, как его изношенная тельняшка!

Вот он-то и возил свою Ниночку по больницам, когда она хотела навестить кого-либо из захворавших коллег.