Ниндзя в тени креста

Тем не менее под ногами Гоэмона не захрустела ни одна сухая ветка, не зашелестела трава и не дрогнула ни единая ветка кустарника. Даже какая-то птичка, самозабвенно выводившая свои рулады на низкорослом деревце, до которого рукой было подать, не заметила юношу; он появился на миг, как тень, и тут же бесшумно растаял.

Гоэмон следил за пиратами. Их было немного, чуть больше двух десятков, – видимо, самые доверенные подручные пиратского капитана. Похоже, как и предполагал юный синоби, они прибыли на остров, чтобы забрать награбленное из тайника. Судно, которое стояло на якоре, представляло собой небольшую двухмачтовую японскую джонку. Она была гораздо прочней китайских посудин, обладала хорошей мореходностью и маневренностью и могла выдержать любой шторм.

На берег, к досаде Гоэмона, сошли не все. Двух матросов капитан оставил на судне. Джонка тащила за собой лодку, на которой пираты и добрались до берега.

У юного синоби даже мысли не возникло сдаться на милость пиратов. Поначалу он испугался, что вако найдут домик, а затем бросятся искать и его хозяина. Но это были глупые опасения – пираты дальше бухты никуда идти не собирались. Возможно, они и хотели убраться с острова как можно быстрее, но в той стороне, где находилась Нихон, небо было черным, и его кромсали молнии. Похоже, там бушевал сильный шторм, и пираты решили обождать, пока море не успокоится.

Несколько человек занялись костром, а другие принялись ловить рыбу сетью. Наверное, они хотели пополнить свои запасы, пользуясь случаем. Вскоре это предположение Гоэмона подтвердилось: с джонки привезли бочки, и рыбу начали солить прямо на берегу. Кроме того, пираты пополнили запасы воды, для чего им пришлось тащиться с небольшими бочонками до ближайшего водопада. Водоносов было трое, они прошли буквально в двух шагах он Гоэмона, и он мог убить всех быстро и бесшумно, но что делать с остальными? Сражаться против двух десятков хорошо вооруженных головорезов, конечно же, он не мог. Нужно было ждать ночи…

Затаившись на высоком дереве, Гоэмон наблюдал за пиратами. Капитана он сразу выделил из общей массы, хотя одеждой он не сильно отличался от остальных. Все вако были одеты в невообразимое старье, уж непонятно почему. Наверное, чтобы не марать кровью жертв добротное платье, в котором им предстояло появиться в родных краях.

Прежде всего, капитан отличался тем, что носил кожаную безрукавку. С точки зрения неискушенного наблюдателя, это мелочь, но Гоэмон лишь многозначительно хмыкнул; он знал, что такая безрукавка выдержит даже удар мечом, потому что сделана из толстенной кожи буйвола, вычиненной особым способом. Похоже, капитан не доверял даже своим самым близким товарищам и опасался коварного удара в спину. А еще у пояса он носил катану в ножнах, и по тому, как она были подвешена, Гоэмон сразу определил, что вожак пиратов – не просто самурай, а еще и человек, знакомый с ниндзюцу.

Такие подробности обычно не бросаются в глаза – каждый воин носит меч, как ему удобно, – однако юноша знал, что самурай цепляет катану к поясу таким образом, чтобы можно было снести голову врага первым ударом, а для синоби важнее всего, чтобы меч не мешал ему передвигаться в узостях и ни за что не цеплялся. И капитан пиратов держал свой клинок именно так. На Хондо опытные кансё, шпионы сёгуна, по этому признаку могли раскрыть его истинную сущность, что для синоби обычно заканчивалось в лучшем случае виселицей, но на судне ему нечего было опасаться – кругом свои. К тому же, как предполагал Гоэмон, пиратам вряд ли известно, что их предводитель – не просто самурай, а еще и «демон ночи», – ниндзя никому не раскрывает, кто он на самом деле.

Несмотря на спокойную обстановку, капитан пиратов явно был встревожен. Он с подозрением оглядывал скалы и лесные заросли, при этом его лицо слегка подергивал нервный тик. Что-то его пугало, видимо, он нюхом чувствовал присутствие на острове посторонних. Гоэмон не думал, что от него исходит дурной дух, потому что перед выходом на тропу войны (а то, что ему придется воевать, дабы выжить, сомнений у него не было) он хорошо вымылся и натер тело травами, отбивающими любой запах. Скорее всего, капитан обладал потрясающей интуицией, что было неудивительно для адепта ниндзюцу.

Наконец он не выдержал и поднялся в пещеру, не сумев справиться с волнением. Но там все оказалось на месте (точнее – почти все; Гоэмон, как мог, постарался замаскировать следы своего присутствия), и капитан возвратился на пляж в более бодром расположении духа. И все равно какая-то червоточинка у него внутри осталась. Время от времени по лицу капитана-самурая пробегала тень, и тогда его желтые, как у рыси, глаза снова начинали внимательно осматривать окрестности бухты, останавливаясь на горизонте, откуда по-прежнему доносились приглушенные расстоянием раскаты грома. Капитан хищно скалил зубы, тихо ругал погоду и, заложив руки за спину, продолжал мерить шагами белую песчаную полоску пляжа, углубившись в свои мысли, которые нельзя было назвать светлыми, судя по выражению на его физиономии.