Нить

Имена Морено – Саула, Розы, Исаака и Эстер – повторяли шепотом снова и снова, и все молились за Элиаса, надеясь, что, где бы он ни был, он, по крайней мере, жив и род Морено не прервался.

Катерина помолилась еще за здоровье матери и сестры. Когда-нибудь она постарается съездить в Афины повидать их.

Пять минут прошли в молчании. Им необходимо было это время, чтобы вспомнить все, что они пережили. Когда все были готовы, священник начал читать молитву:

– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков…

Впервые за десять лет в стране формально установился мир. Наверное, не меньше миллиона человек погибли за эти годы, во время оккупации и гражданской войны. Сотни деревень были сожжены, тысячи людей остались без крова, но для Катерины и Димитрия началась в этот день новая жизнь.

Глава 30

Антикоммунистические настроения в правительстве не слабели, но, по крайней мере, Катерина, Димитрий и маленький Теодорис могли жить относительно нормальной жизнью. Все популярнее становилась массовая одежда фабричного производства, и Катерина, хотя еще шила иногда свадебные платья, без сожаления рассталась с миром моды и решила попробовать что-то новое. Они с Димитрием открыли новый бизнес и назвали его «Обивочные материалы и мебель нового века». Наняли столяра и стали делать кресла и кушетки, которые Катерина обтягивала новыми моющимися синтетическими тканями.

В следующем году Катерина опять забеременела, и, когда у нее родилась девочка, ее назвали в честь матери Димитрия. Через полгода обоих детей крестили. Им предстояло расти среди людей, которые души в них не чаяли.

Смерть мужа стала для Ольги освобождением. Много лет после рождения Димитрия врач ставил ей диагноз «послеродовая депрессия», и хотя полностью излечиться от агорафобии не удалось, теперь она, по крайней мере, могла изредка заглядывать на улицу Ирини. На детей она изливала даже больше заботы, чем другие бабушки. Теодорис с Ольгой забегали на улицу Ники каждый день по пути из школы, и там их всегда баловали Павлиниными свежеиспеченными тортами и печеньями. Старая служанка была уже слаба и не могла приходить на улицу Ирини, но стряпала для детей угощения до последнего дня, пока не умерла в возрасте девяноста пяти лет. На ее похоронах Теодорис и Ольга в первый раз увидели, как взрослые плачут. Павлина для всех была большой частью жизни.

Дети были близки и с другой бабушкой, Евгенией, и все как-то не представлялся подходящий случай рассказать, что она им не родная. Так как родители их целыми днями работали, старушка вела хозяйство и следила за порядком. Иногда она уезжала на недельку к Софии или Марии (у тех было уже девять детей на двоих), но всегда с радостью возвращалась в дом на улицу Ирини, который после этого казался относительно спокойным.

Иногда по воскресеньям вся семья, включая обеих бабушек, ходила в их любимое кафе «Ассос» у моря. Дети лакомились мороженым, которое им позволялось только раз в неделю, а женщины съедали по маленькой бугаце.

Бизнес Димитрия и Катерины начал процветать. По всему городу росли многоэтажные дома, тысячи семей переезжали в лучшие квартиры. У многих впервые появились ванные с водопроводом и кухни с современным оборудованием. Новый стиль жизни требовал нового интерьера и дизайна, и Димитрий с Катериной едва поспевали за спросом.

В 1962 году, перед самой Пасхой, Катерина получила письмо из Афин. Почерк был незнакомый. Оно оказалось от Артемиды, и в нем сообщалось о смерти их матери. Чуть ли не самым страшным для Катерины было то, что она не могла плакать. О Зении у нее остались смутные, едва уловимые воспоминания, а сестра была и вовсе чужим человеком. Разумеется, она выразила соболезнования и написала, что приедет на поминальную службу, которая должна была состояться через сорок дней после смерти Зении.

К сожалению, она не смогла выполнить свое обещание. Через две недели у Евгении началась инфекция дыхательных путей, и еще через неделю пневмония свела ее в могилу. Вся семья никак не могла примириться с этой неожиданной утратой, а Катерина и вовсе горевала безмерно. Это был куда более страшный удар, чем смерть ее родной матери.

– Но ей же было всего шестьдесят девять, – безутешно плакала маленькая Ольга.

Это была средняя продолжительность жизни для женщин в то время, но дети считали, что Евгения должна была прожить так же долго, как Павлина. Маленький домик без нее опустел, и ткацкий станок с неоконченным ковром сиротливо стоял в углу. Много месяцев Катерина с Димитрием не могли заставить себя от него избавиться, хоть он и занимал половину комнаты.

Если бы они ждали подходящего момента для переезда, то можно было считать, что он наступил. Дети давно мечтали перебраться с улицы Ирини в какой-нибудь более современный дом, попросторнее. И их родителям жилось бы гораздо легче в новом многоквартирном доме, рядом с работой. Но их сентиментальная привязанность к этой старой мощеной улочке была слишком сильна. И для Катерины, и для Димитрия с улицей Ирини было связано столько, что их дети и представить себе не могли.