Нити разрубленных узлов

Оно стало последним, это слово, истинно принадлежавшее мне: новая волна, прикатившаяся от невидимого горизонта, надавила на мой затылок, потянула вниз, заставляя выдохнуть остатки воздуха, чтобы на следующем вдохе наполнить меня чужой сущностью и окончательно утопить в ней.

У него были собственные желания и намерения, я чувствовал. Они громоздились вокруг меня стволами причудливо изогнутых деревьев. Они прорастали сквозь меня травой. Они были повсюду, вовне и внутри, но они так и не стали моими: я мог только смотреть на их беспокойные узоры. А еще мог слушать. Нет, вру. Я, как ни старался, не мог спрятаться от эха слов, слетавших с губ, некогда мне послушных.

– Не мешай мне. Я уйду сам, но не раньше, чем сделаю то, ради чего оказался здесь.

Как странно. Оказался? Не «пришел»? Говорит так, как будто это произошло не по его воле. Как будто где-то над демонами есть высшая власть.

– Я правда уйду. И не причиню вреда никому из людей.

Вроде бы повторил то же самое, но послесловие… Оно невыполнимо. Вред ведь уже причинен. Я поврежден, и этого вполне достаточно для охотника.

– Ты первый так говоришь. Но я не могу тебе верить.

Неужели первый? Хотя, если вспомнить одержимого прибоженного, сомнений не возникает. Мы для них ничего не значим, как и они для нас. Люди – всего лишь тело, принимающее в себя гостя. Демон – всего лишь средство для исполнения желания.

Наверное, так было с начала времен. Наверное, иначе и быть не могло. То, что незнакомо, всегда враждебно именно потому, что мы его не знаем. То, что враждебно, нужно уничтожить, пока оно не уничтожило тебя. Я так жил, и не я один. Самое главное, жил, пока не решил узнать причину прежде, чем нанести удар.

– Тогда просто не мешай. Мне надо спешить.

Он не врет. Что-то гложет его, какое-то отчаянное намерение, последняя соломинка, что помогает удерживаться на плаву.

– Извини, но я не могу позволить тебе уйти.

– Я могу победить тебя. Могу победить любого. Таково исполненное желание.

Ему больно. И мне, наверное, должно быть больно, но тело уже целиком отошло к демону, а мысли, оторванные от плоти, ничего не чувствуют. И все же откуда могла взяться боль? Почему голос дрожит, как в лихорадке?

– Наверное, можешь. Но ты выбрал неправильное тело.

– Выбирал не я. Выбирал он.

О да, тут все верно. Если бы я не решился, все закончилось бы, не начавшись. Демон всего лишь храбрился, угрожая мне. Если бы он мог ворваться в мое тело самостоятельно, не состоялось бы никакого разговора. Ни словечка не было бы промолвлено.

– И желание было искренним?

– Да.

И я тоже мог бы это подтвердить. Если бы меня спросили.

– Горячим?

– Да.

Не столь жарким, как летнее солнце, но я старался.

– Заветным?

А теперь наступила тишина. Ведь мое желание было каким угодно, но только не моим по-настоящему.

– Заветным? – повторил свой вопрос охотник.

Вместо ответа, теперь уже бесполезного и бессмысленного, демон вновь двинулся вперед. Иттан не стал преграждать ему дорогу, но и молчать не стал:

– Ты пожелал побеждать всех своих противников? Отлично. Просто замечательно. Так начни с первого и самого главного!

А вот эти слова предназначаются уже для меня. Я чувствую. Я понимаю сказанное остатками сознания, еще сохранившими видимость свободы. Но кто мой главный противник? Конечно, демон. И я уже однажды победил его, заплатив немалую цену. Мне удалось загнать противника в клетку, только вот незадача: новую просто не из чего строить.

– Начни с главного противника!

Я бы рад. Честно. Но меня почти не осталось. Мне не жалко истратить все до последней крошки, но тогда я закончусь раньше, чем демон будет пленен, а значит, никакой победы не состоится.

– Начни с себя!

Он произнес это резко. Стремительно. Больно.

Больно?! Разве внутри меня что-то еще может болеть? Или просто три коротких слова всколыхнули дремотную рябь моих мыслей?

Что он сказал? Начать с себя? Но разве я враг самому себе?

– Ну же, сражайся!

Было бы с кем…

Кого из тех, кем я был, еще можно вспомнить? Кто мой последний противник?

Ханнер, сквозь зубы процедивший: «Как прикажете»?

Ханнер, целиком и полностью подчинившийся чужим надобностям?

Ханнер, упершийся в тупик на единственной дороге, которая казалась правильной?

Они точно не заслуживают победы. И пожалуй, они мешают мне. Держат за руки и ноги, тянут каждый в свою сторону. У меня нет лучшего выбора? Пусть. Но и эти образины – не выбор.

Что надо сделать? Раздробить им черепа? Разорвать грудь острой сталью? Сжечь дотла? Хорошо. Пусть будет так.

Гори оно все огнем!

И пламя пришло. На самом деле. Я не ожидал, что оно окажется настоящим, жадным и безжалостным. Мне даже захотелось убежать, когда красно-золотые языки лизнули края болота сознания. Захотелось… В первое мгновение. Не знаю, какое чудо удержало меня от постыдного бегства, зато точно помню, что он повторял и повторял как заведенный:

– Сражайся!