Нити разрубленных узлов

Не менее четверти часа понадобилось бы Танне, чтобы добраться до дома, причем бегом, срезая путь по переулкам, еще какое-то время – чтобы приготовить и нагрузить повозку, поэтому я приготовился стоять на жаре три четверти часа, а то и больше, но женщина вернулась намного раньше. Можно сказать, с полпути. Вернулась растерянной, даже слегка обозленной, шепнула что-то на ухо бальге и отступила назад, глядя на благороднейшую из благородных с неподдельной ненавистью.

– Какие-то трудности? – спросила эррита Фьерде, видимо чувствуя, что удача вновь повернулась лицом именно к ней.

– Да, – признал блондин. – Тело украдено.

– А было ли оно вообще? – продолжила Эвина, уже заметно окрепшим голосом, и часть зевак поддерживающе залопотала.

– Вы подвергаете сомнению мои слова?

В ответ благороднейшая из благородных только улыбнулась.

– А если найдется человек, которому вы поверите? – спросил блондин.

– Пусть найдется, – беспечно согласилась Эвина.

Бальга чуть повернул голову в мою сторону:

– Что скажете, эррете?

Хорошая подстава. Даже если она всего лишь попытка уберечь собственный тыл. Или заодно проверка того, под чьими знаменами я собираюсь воевать?

– Вчера вечером слуга дома Фьерде по имени Игго охотился за жизнью Иакина Кавалено.

Я постарался добавить в голос нотку вины, но, как оказалось, зря, потому что обжегший мое лицо сливово-карий взгляд полыхнул тем, что очень удачно позволяет не замечать очевидное. Ненавистью.

– Откуда это может быть известно вам? – все же спросила Эвина, цедя каждое слово сквозь зубы.

– Я сам убил Игго.

– Защищая верховного бальгу?

– Защищая безоружного.

Надо было бы добавить «и беспомощного», но эту маленькую правду я оставил при себе. На всякий случай.

Благороднейшая из благородных могла поступить по-всякому. Могла, к примеру, продолжить обвинять, упирая на то, что я чужак и мои слова ничего не стоят. Но тогда непременно нашелся бы человек, который спросил бы, а что тогда чужак делал прежде в доме Фьерде, так любезно туда приглашенный? Может, это была как раз плата за помощь в попытке опорочить власть черномундирников? И кто тогда виновен по-настоящему?

Голова Эвины качнулась, то ли согласно кивая, то ли возражая против чего-то. А потом пальцы, с начала беседы держащиеся за синий пояс, расслабленно повисли, чтобы тут же собраться в щепоти для звонкого двойного щелчка.

Еще раз.

И еще.

Благороднейшая из благородных медленно поднимала руки, а широкие рукава спадали все ниже и ниже, обнажая загорелую кожу. Последний щелчок прозвучал уже где-то рядом с черноволосой макушкой, и после него наступила тишина, напряженная, как натянутая струна. А потом со всех сторон раздались ответные щелчки.

Нельзя сказать, чтобы вся площадь вторила эррите Фьерде, но стрекотали, казалось, пальцы всех, кто стоял рядом с нами. И даже тех, кто не мог видеть и слышать спор, так ничем и не закончившийся.

Черный подол широкой верхней юбки колыхнулся, словно от дуновения ветра, пошел волной, взвился, открывая взглядам нижнюю, алую как кровь. Закрутился все быстрее, следуя движениям Эвины. В какой-то момент красная юбка тоже взметнулась вверх и сразу же опала, но словно оставила часть себя на шее танцующей эрриты.

Кроваво-красный, похожий на перерезанное горло след. Шелковый платок. Еще сутки назад я видел бы в происходящем всего лишь странный красивый танец, но теперь, зная намного больше, понимал: вызов брошен. И не одной благороднейшей из благородных, потому что к щелчкам, оглушающим нас со всех сторон, добавилось и движение.

То тут, то там один за другим вспыхивали тканые пятна крови, вся площадь, казалось, превратилась в цветущее поле, посреди которого Эвина Фьерде приняла то первое решение воевать, а не сдаваться.

Только четверо не поддались злому азарту танца, рожденного горькой памятью о прошлом. Я попросту не знал, что можно предпринять, да и нужно ли. Танна хищно щурила глаза, не сводя взгляда с благороднейшей из благородных. Лус стояла, как всегда поглощенная созерцанием мостовой. Бальга…

Блондин был спокоен. Но если раньше в его неподвижных чертах замечалось какое-то скрытое усилие, то сейчас они расслабились полностью.

Щелчки стихли как по команде, и в следующий миг все красные платки взмыли в воздух, проливаясь обратно кровавым дождем. Один из них упал на плечо Лус. Та даже не заметила неожиданного обновления своего наряда, а бальга подошел, потянул красную ткань вниз и, когда та отцепилась от черного платья, разжал пальцы.

Платок безропотно стек по воздуху туда, где лежали его многочисленные братья.

Туда, куда в следующее мгновение наступил сапог блондина.

* * *

– Испугались? – спросил Иакин Кавалено, помешивая ложкой очередную кашу.

Я надеялся, что обед окажется более сытным, чем завтрак, но то ли на вечер был назначен еще один молебен, то ли в доме верховного бальги скудной полагалось быть любой трапезе.

– Нет.

В орехово-карих глазах проявилось недоверие.

– Лжете.

Впрочем, произнесено это было слишком бесстрастно, чтобы считаться обвинением: мне предлагали разговор, а не сражение.