Нити (СИ)

Моя рука опускается на его джинсы, и прежде чем он убирает ее я чувствую как сильно он хочет меня.

По какой-то причине он возвращает мою руку себе на плечо. Большой палец парит над моим клитором. И движения его руки становятся невыносимыми, заплетая тугой узел внизу. Больно кусая за сосок, он отстраняется от груди и наблюдает за мной.

За тем как я кончаю только от его пальцев. Прикрыв глаза и откинув голову назад я пыталась привести дыхание в норму.

Дам руку на отсечение, что Трафальгар усмехался и наслаждался видом. Высунув из меня пальцы Ло подставил их под мои губы. На что я без возражений открыла рот и вобрала их, облизывая.

— Если я тебя сейчас отпущу, ты удержишься? — с усмешкой спросил Ло.

Приоткрыв глаза, я выпустила его пальцы изо рта, прикусив их напоследок.

— Если ты меня отпустишь, я потяну тебя за собой.

Наклоняясь вперед, он выдыхает в мои губы, а затем целует. Нежно и мягко. Его поцелуй не вызывает бабочек, и я радуюсь, что не хочу его снова.

Ло приподнимает ткань лифчика и поправляет трусики, затем наконец спускает вдоль моего тела.

— Заплатив цену за , мы можем продолжить экскурсию? — спрашиваю я, освобождаясь от его рук.

Ухмылка снова появляется на его лице. Наклоняясь ко мне и целуя в шею, он отвечает:

— С чего ты взяла, что это была ?

========== VI. ==========

До сих пор, закрывая глаза, я вижу звезды. Слышу море и звук разбивающихся о скалы волн. Я помню то бескрайнее чувство при виде воды. И я наконец понимаю, что движет пиратами. Что заставляет возвращаться в эту бушующую стихию раз за разом.

Весь следующий день я провожу в задумчивых мыслях, наблюдая за городом из окна библиотеки. Трафальгар озвучив свою просьбу, больше не говорил и не беспокоил меня, читая свои медицинские книги. И мне в общем-то было всё равно. Рано или поздно Дофламинго сделал бы это, проверяя его преданность.

А еще мне было неловко после вчерашнего. Он понимал меня. Понимал моё беспокойство. Понимал, что я не хотела принадлежать одному человеку как раб. И хотела одновременно.

Желание что-нибудь сказать, развеяв атмосферу неопределенности, перебили.

Когда парень стал напряженно прислушиваться, я поняла, что правитель страны вернулся. И не удивилась, внезапно оказавшись в тюрьме. Зато было трудно сдержать стон разочарования.

Выдохнув, я попыталась приготовиться. Но потом оглушающая мысль поразила меня. Такая глупая и очевидная одновременно: Тот факт, что он вернулся во дворец не означает, что он освободит или навестит меня. Как часто он лично спускался сюда?

Это просто я скучала.

Он был для меня всем гребанным миром, а я? Я не видела ничего, до вчерашнего вечера. У меня не было и воспоминаний о жизни до Дофламинго.

Я хотела значить так же много, сколько и он значил для меня. Ужасающая мысль о том, что если бы меня любили, моя тюрьма не казалась бы мне такой удушающей, ударила меня.

Опустившись на пол я закрыла глаза. Море всё еще было перед моими глазами, я всё еще слышала волны, и чувство глубокой опустошенности захлестнуло меня, утягивая на дно.

Огни города снятся мне. Люди, снующие туда-сюда, улыбающиеся и смеющиеся. Мне снится и море. Даже Ло, хмурящийся и выискивающий людей Дофламинго. Но всё это наваждение моментально спадает, когда я слышу тяжелые шаги. Звук резко выдергивает меня из воспоминаний.

Я слышу, как Дофламинго открывает и заходит в помещение. Как облокачивается о стену, при этом ни говоря ни слова.

Тусклый свет освещает моё маленькое убежище, его хватает, чтобы заметить, как он устал. Возможно он был еще и раздражен, а может это просто тень от свечи.

И я задумываюсь, а знает ли он о моих побегах? А если узнает, что сделает? Что произойдет? Заточит навечно в камере или убьёт? Что?

Иногда я удивляюсь, что еще жива. Что я ещё дышу. Что несмотря на всю его злость (хотя он по-настоящему никогда не злился) и моё отсутствующее чувство самосохранения, я жива, а не кормлю червей или рыб.

Но это всегда больше похоже на игру. Отношения всегда игра. И только мы сами выбираем, какая именно. Наша больше похожа на садизм, контроль и подчинение.

Дофламинго делает вдох, собираясь что-то сказать, но передумывает. Так знает ли он о моей выходке или нет? Я снова погружаюсь в раздумья, разглядывая мужчину с другого конца камеры.

Почему вся моя жизнь это ты, Дофламинго? И почему мне нравится это?

Потому что я больная мазохистка. Отвечаю про себя.

От него ужасно пахнет. Пиратский запах. Ром, шлюхи, море, свобода…

— Почему ты никогда не брал меня с собой? — хрипло спрашиваю я, наконец отважившись хоть что-то сказать.

Он отвечает не сразу. И я почти уверена, что он не собирается этого делать.

Ведь зачем ему брать меня на корабль? Я домашняя шлюха, а там портовые. Или как их там называют?

— Это не так уж важно.

И меня злит это. Злит, что, несмотря на то, что я и не ожидала получить ответ, я его не получаю. Меня злит то, что я знаю его лучше, чем хотела бы. Что я вообще знаю его. Злюсь, что ему не хватает одной меня.

И злюсь на себя, когда произношу:

— А что важно по-твоему? Я вот трахнула твоего нового Коразона. Это важно?