Ниточка памяти

Тринтанские лайнеры были больше "Золотого Кольца", а некоторые — гораздо больше; но не многие обладали такой роскошью. Те, что можно было сравнивать, перевозили владельцев планет. Прямоточные реактивные двигатели под треугольным крылом были почти такими же большими, как и у некоторых боевых судов на площадке. Создатели "Золотого Кольца" срезали углы везде, где было можно. Салон для отдыха выглядел огромным — гораздо большим, чем был на самом деле. Его обшили панелями золотого и темно-синего цвета. Защитные ложа, убираясь в стену, открывали проход в бар, на небольшую танцевальную площадку и в уютное казино. Обеденные столы изящно и автоматически подымались из покрытого коврами пола, переворачиваясь и демонстрируя темно-зернистый пластик под дуб. Передняя стека была гигантским обзорным экраном. Когда уровень воды в топливных баках становился достаточно низким, выход из салона превращался в плавательный бассейн. Планировка ставила Кзанола в тупик, пока он не понял, что термоядерный двигатель создавал направление вверх, а не вперед. Судно использовало воду вместо жидкого водорода, но не для того, чтобы пассажирам предоставить бассейн, а потому что вода безопаснее при хранении и быстром обеспечении притока дополнительного водорода. Отдельные каюты демонстрировали чудеса миниатюризации.

Здесь есть идеи, подумал Кзанол, которые можно использовать до возвращения к цивилизации. Он сел в салоне отдыха на одно из спасательных лож и начал перелистывать книги, заполнявшие заднюю стену комнаты. Одной из первых, попавшихся ему вещей, оказалась прекрасно выполненная картина Сатурна, каким он выглядел из главного танцевального шара Титан Отеля.

И тогда он понял. Кзанол начал нетерпеливо задавать вопросы людям, окружавшим его.

Неожиданно истина нанесла предательский удар.

Кзанол-Гринберг раскрыл рот от изумления, и его щит поднялся вверх с резким звоном. Меснею не повезло. Он завизжал, сжал руками голову и снова завизжал. В Топеке, за тридцать миль отсюда, по-особому чувствительные люди услышали крик ярости, горя и одиночества.

В Меннинджере девушка, находившаяся в кататоническом состоянии, заставила мягкие как тесто мышцы ног держать ее прямо, пока она осматривалась вокруг. Кому-то требовалась помощь, кому-то нужна была она.

Лукас Гарнер, с трудом переводя дыхание, рывком остановил свое кресло. Оказавшись среди пешеходов, которые вели себя так, словно страдали от сильной головной боли, Гарнер прислушался, В этом эмоциональном всплеске должна скрываться какая-то информация! Но Гарнер так ничего и не узнал. Он понял, что чувство потери становится его собственным, оно подрывало волю жить, и еще он понял, что тонет в черном приливе.

— Это не вредит, — произнес Кзанол-Гринберг спокойным, убежденным и громким голосом. Громкий голос, как он надеялся, должен был остановить вопль Меснея. — Ты уже чувствуешь, что это не вредит. Во всяком случае у тебя есть громадная смелость, гораздо больше той, что ты имел когда-нибудь в своей жизни.

Месней перестал визжать, но его лицо было маской страдания.

— Все в порядке, — сказал Кзанол-Гринберг. — Спи. Он слегка задел кончиками пальцев лицо Меснея.

Полицейский рухнул в кресло. Машина продолжала невесомо нестись по бетону, скользя на воздушной подушке и гтоемительно приближаясь к цилиндрическому снаряду ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЕРКИ 3. Кзанол-Гринберг только наблюдал. Он не мог манипулировать управлением с заднею сидения, а Месней ничем не мог помочь. Можно было проколоть воздушную подушку, растянув ее, но умирать не хотелось.

Ментальный вопль оборвался. Он положил руку на плечо Меснея и сказал:

— Останови машину, Ллойд.

Месней не проявлял никаких признаков беспокойства — ни физически, ни психически. Машина мягко опустилась на землю к двух ярдах от наружного корпуса гигантского колониального судна.

— Спи, — приказал Кзанол-Гринберг, и Месней заснул. Это было для него лучшим выходом. Он все еще находился код гипнозом, и транс его станет глубже, когда он проснется.

Что касается Кзанола-Гринберга, он не знал, чего хочет. Возможно, отдохнуть и поразмышлять. Пища не повредила бы в любом случае, подумал он. Кзанол-Гринберг чувствовал ум, который вопил о своем горе на пол-Канзаса, и ему нужно было время, чтобы понять, что он не Кзанол, тринтанин, владыка сотворенного.

Вскоре послышался рев, похожий на взрыв фьюзера. Кзанол-Гринберг увидел волну пламенного дыма, стекавшего на бетон, затем дым понемногу уменьшился.

Он не мог сообразить, что это. И осторожно опустил умственный щит и прислушался.

Ответ пришел. Кзанол собирался за вторым костюмом.

Корабли, телескопы и Родильный астероид — этим можно было описать Пояс.