– Похоже на то, – сообщил он Абигейл, – что король Георг поручил им подкупить членов конгресса. Мне пришлось сказать, что это, знаете ли, не британский парламент.
Спустя день-другой он с некоторой иронией понял, что с ходу, даже не вникнув в суть, приписал неприятельскому конгрессу более высокие нравственные стандарты, чем были у власти, которую он поддерживал.
Но то открытие, которое его потрясло, состоялось в конце августа.
Уже несколько недель он откладывал исполнение просьбы, изложенной Джеймсом в письме из Вест-Пойнта, лишь потому, что боялся потратить на это слишком много времени. В конце же августа, чувствуя себя немного виноватым, он решил-таки взяться за дело.
У однополчанина Джеймса был брат, попавший в британский плен. Родные больше года не получали от него вестей, но полагали, что его держат в Нью-Йорке. Джеймс попросил отца разузнать, что стало с этим парнем. Его звали Сэм Флауэр.
У Мастера ушел целый день на выяснение того, что подразделение, в котором состоял Флауэр, сперва содержали в здании городской церкви, но потом переправили за Ист-Ривер. Больше о нем ничего не сказали.
Следующий день выдался жарким и душным, а потому Мастер был рад убраться с неприглядных городских улиц, взойти на паром и отправиться в Бруклин. Паромы ходили в северной части города, дальше река поворачивала на восток. Со стороны Манхэттена постепенно редели береговые постройки, со стороны Бруклина за поворотом реки простерлись просторные солончаковые луга, заросли спартины, участки открытой воды и заиленные приливные зоны, голландское название которых давным-давно преобразовалось в Уоллэбаут-Бей. Именно здесь находилась тюрьма, которую искал Мастер.
Плавучие тюрьмы. Списанные корабли. В основном для перевозки скота. Огромные, почерневшие, обветшавшие, без мачт, посаженные на здоровенные цепи с якорями, утопленными в солончаках, они расположились в каких-то полутора милях от города, но были скрыты из виду благодаря изгибу реки. Там было так называемое госпитальное судно «Джерси». И «Уитби» – голый каркас, ибо в прошлом году корабль сгорел, и его обугленные, переломанные ребра горестно торчали, наставленные в небо. Но было и несколько других, набитых узниками как сельди в бочке.
Нанять лодочника, чтобы добраться до кораблей, оказалось довольно легко. Надзиратель, кряжистый тип с тяжелой челюстью, сперва не захотел пустить его на борт, но при виде золотой монеты передумал, и вскоре Мастер уже стоял рядом с ним на палубе.
Открывшийся вид мог порадовать – яркое утреннее солнце и береговая линия Манхэттена в миле от них, однако надзиратель, несмотря на монету, держался так настороженно и угрюмо, что Мастеру, едва он ступил на палубу, почудилось, будто набежала черная туча. Когда он спросил о Сэме Флауэре, надзиратель презрительно повел плечом.
– У меня там двести этих собак-бунтовщиков, – ответил он. – Больше я ничего не знаю.
Когда же Мастер осведомился, нельзя ли ему спуститься и навести справки, тот посмотрел на него как на больного. Впрочем, он распахнул для него люк.
– Хотите вниз? – спросил он. – Ступайте.
Но стоило Мастеру шагнуть вперед, как в нос ему шибануло такой вонью мочи, дерьма и гнили, что он отшатнулся.
Тут из другого люка выбрался неопрятного вида солдат с мушкетом, за ним виднелись еще две фигуры. Как только все оказались на палубе, солдат поспешил захлопнуть крышку.
– Выводим по двое, – пояснил надзиратель. – Ни в коем разе не больше.
Но Мастер едва ли слышал его. Он вперился взглядом в людей. Они не просто исхудали – они превратились в скелеты. Оба были мертвенно-бледны, но одного, с запавшими глазами, трясла лихорадка, и он мог свалиться в любую секунду.
– Эти люди голодают, – сказал Мастер.
– Еще бы им не голодать! – подхватил надзиратель, и выражение его лица впервые за всю беседу изменилось: он улыбнулся. – Это потому, что я их не кормлю.
– А этот, по-моему, болен.
– Болен? Я-то надеюсь, что он сдохнет.
– Вы желаете ему смерти?
– Освободится место для нового.
– Но разве вам не выделяют средства на их питание? – требовательно осведомился Мастер.
– Выделяют. Они живут и умирают по своему усмотрению. В основном умирают.
– Как вы можете, сэр, так обращаться с вверенными вам пленными?!
– С этими? – На лице надзирателя написалось отвращение. – Для меня они подонки. Предатели, по которым плачет петля. – Он кивнул в сторону города. – По-вашему, там лучше?
– Любопытно будет послушать, сэр, что скажет ваше начальство, – угрожающе произнес Мастер.
– Мое начальство? – Надзиратель придвинулся вплотную, так что купец ощутил его зловонное дыхание. – Мое начальство, сэр, скажет вот что: «Молодец, старый и верный служака!» Если вам так интересно, сэр, то пойдите и спросите!
И после этого он велел Мастеру убираться с его судна.
Из-за борта следующей тюрьмы высунулся молодой офицер, который достаточно вежливо уведомил Мастера, что не может его принять, так как половина пленных больна желтой лихорадкой.