Нью-Йорк

Правда, в связи с этой поездкой Джон лелеял одну надежду. От Ванессы давно не приходило ни слова. Мастер не исключал, что она в Лондоне. Хотя у Джеймса уже пару лет длился тайный роман с очаровательной нью-йоркской вдовой, Мастер надеялся, что тот когда-нибудь остепенится и женится снова, но для этого придется официально расторгнуть несуществующий брак с Ванессой. Он деликатно намекнул Джеймсу, что будет полезно заняться этим делом, раз он окажется там.

И вот, желая восстановить мир и гармонию, Джон деревянно поклонился Джефферсону.

– Прошу прощения, сэр, за мою несдержанность, – сказал он учтиво. – И простите за то, что я выступил в защиту родного города. Я как верный супруг, который охраняет жену от нападок, даже зная ее недостатки.

Сказано было изысканно, и Джеймс перевел дух. Уэстон с надеждой смотрел на Джефферсона.

Но рослый и прямой как палка Джефферсон был не лишен тщеславия и не хотел примириться так быстро. Его лицо, отличавшееся утонченностью черт, выражало неприязнь. И Мастер, воспользовавшись короткой паузой, подстраховался еще одним соображением:

– Должен заметить, сэр, что при всех изъянах Нью-Йорка достаточно взглянуть на его расположение, огромную бухту и прочие естественные достоинства, чтобы понять: лучшей столицы не найти.

И тут глаза великого человека сверкнули торжеством.

– Полагаю, вопрос о столице Америки скоро будет улажен. И не по вашему вкусу, – добавил он жестко.

– Как это? – нахмурился Мастер. – Неужели конгрессу так хочется вернуться в Филадельфию?

– Филадельфия – красивый город, и я скорее остался бы там, чем здесь. Но я считаю, что нам нужно построить новую столицу – южнее.

– Построить новую столицу?

– Именно так.

– Это обойдется конгрессу в немалую сумму, – сухо заметил Мастер. – Надеюсь, она ему по карману. А можно узнать где?

– На реке Потомак.

– Потомак? – изумился Мастер. – Но там сплошные болота!

– Откровенно говоря, мне милее болото, чем Нью-Йорк, – не без удовольствия ответил Джефферсон.

Неужели виргинец говорит правду и от Нью-Йорка откажутся ради болота? Абсурд! Мастер посмотрел на сына, но Джеймс только кивнул.

– Это последние сведения, отец, – сказал он. – Я сам услышал только сегодня. Временной столицей будет Филадельфия, а потом все учреждения переедут на новое место.

Какое-то время Мастер переводил взгляд с одного на другого, не веря своим ушам.

– Это шутка? – воскликнул он.

– Нет, отец, – ответил Джеймс.

Джефферсон слегка улыбнулся из-за его спины.

И тогда несчастный Мастер пришел в неистовство, позабыв о всяких добрых намерениях.

– В таком случае, сэр, – проорал он Джефферсону, – будь оно проклято, ваше потомакское болото! И вы вместе с ним!

– Думаю, мне пора, – с достоинством обратился Джефферсон к Джеймсу.

И собрался уйти, но последнее слово осталось за Мастером.

– Делайте, сэр, что хотите, – крикнул он, – но вот что я вам скажу! Настоящая столица Америки – Нью-Йорк! Об этом знает и, клянусь Богом, будет помнить каждый его житель!

Ниагара

1825 год

Девочка-индианка наблюдала за тропой. Люди из лодки уже углубились в лес. Она видела, как они вышли на просторную каменистую площадку, поросшую травой, и вздрогнули от внезапного рева воды.

Ей было девять. Она пришла к могучему водопаду со своей семьей. Скоро они продолжат путь в Буффало.

Фрэнк шагал рядом с отцом. Был ясный октябрьский день. Над деревьями синело небо. Они были одни, но по желтым и красным листьям, устилавшим тропу, он мог судить, что многие прошли этим путем.

– Почти пришли, – сказал отец.

Уэстон Мастер расстегнул куртку. Туман пропитал ее влагой, но солнце нагрело. Шея была повязана большим платком. Сегодня он надел вампумный пояс. Пояс был старый; Уэстон берег его и надевал редко. Он опирался на добротную трость и дымил сигарой. От него приятно пахло.

Фрэнк знал, что отец любил находиться в семейном кругу. «Мать я не помню вовсе, – говорил он, – а отец ушел на войну, когда я был маленьким. А потом я отправился в Гарвард и больше его не видел». Вечерами он садился у камина в свое английское кресло, а вокруг собиралось все его семейство – жена и пятеро детей: четыре девочки и маленький Фрэнк; он же играл с ними или читал им вслух. Уэстон предпочитал веселые книги, например притчу Вашингтона Ирвинга о Рип ван Винкле или его забавную историю Нью-Йорка в изложении вымышленного голландца Дидриха Никербокера.

– Почему его звали Дидрихом? – спрашивал он.

– Потому что умер богачом![37] – дружно отвечали дети.

Из лета в лето они по две недели гостили в семействе тетушки Абигейл в графстве Уэстчестер, а еще две – у родни в графстве Датчесс. Чем больше было родственников вокруг, тем лучше себя чувствовал Уэстон Мастер.

Но в прошлом месяце, когда губернатор пригласил его на север к открытию большого канала, Уэстон заявил, что возьмет с собой только Фрэнка.