Нью-Йорк

Мэри случалось делать небольшие рисунки: домик, кошку, лошадь. Но она ни разу не пробовала рисовать с натуры и не знала, с чего начать. Первые линии, казалось, не имели никакого отношения к оленихе. Она постаралась сосредоточиться на голове и рисовать помельче. Не зная ни одного правила, она просто силилась воспроизвести на бумаге те линии, что видел глаз. Сначала у нее ничего не получалось, но Мэри попробовала еще несколько раз, и вот постепенно очертания стали узнаваемыми. Затем, к ее великому изумлению, произошло нечто неожиданное.

Не только голова оленихи, но и линии на странице зажили собственной жизнью и начали развиваться самостоятельно. Она и думать о таком не могла, не то что испытать. Через полчаса у нее было два-три наброска, крайне несовершенных, но что-то уловивших.

Мэри было хорошо, но терпеливая Гретхен ждала уже долго, и Мэри встала. Олениха вздрогнула, уставилась на нее, затем скакнула в сторону и затерялась в деревьях.

Вернувшись по своим следам, Мэри застала Гретхен сидящей на прежнем месте. Но с ней, к удивлению Мэри, был и Теодор. Он снял свою куртку, в расстегнутом вороте сорочки были видны кучерявые волоски. И Мэри пришла в полное замешательство. Теодор с улыбкой взглянул на нее:

– Покажите.

– Зачем?

Глупейший вопрос. Она хотела сказать «нет», но вышло бы грубо, и у нее почему-то вырвалось «зачем». Теодор рассмеялся:

– Что значит – зачем? Я хочу посмотреть.

– Я стесняюсь. Я раньше никогда не рисовала.

Но он не обратил внимания на возражения и отобрал у нее планшет.

Раскрыв, Теодор уставился на рисунки. Он изучал их чрезвычайно внимательно.

– Вы правда смотрели? – спросил он.

– Полагаю, что да.

– Гретхен, взгляни, – Теодор показал рисунки сестре. – Посмотри, что она сделала. – Гретхен кивнула; Мэри видела, что на обоих рисунки произвели впечатление. – Они хороши, Мэри, – сказал Теодор. – Вы рисовали не то, что считали нужным, а то, что действительно видели.

– Ну, не знаю, – произнесла довольная Мэри, однако она не понимала, что делать с этой похвалой.

– У вас глаз художника, – сказал он. – Это, знаете ли, редкость.

– Полно вам, – чуть не зарделась Мэри.

Гретхен встала.

– Идемте обратно, – позвала она.

В середине дня они перекусили, и Теодор снова заговорил о нарисованной Мэри оленихе.

– Мэри нужно ежедневно здесь рисовать, – сказал он сестре.

Затем Мэри и Гретхен вновь облачились в свои похожие купальные костюмы. На этот раз к ним присоединился Теодор. Его костюм прикрывал большую часть тела, но Мэри были видны очертания его мужского достоинства. Он находился в игривом настроении, плескал на девушек водой, и те верещали. Потом Мэри упала под напором волны, и он поддержал ее, а она ощутила на миг его сильную руку. Мэри показалось, что Гретхен чуточку недовольна, и они вышли из моря. Мэри села рядом с ней и сказала Теодору:

– А теперь дайте девочкам побыть наедине.

Теодор пошел прогуляться по пляжу, а Мэри приобняла Гретхен за плечо и втянула в разговор, который длился, пока та не пришла в лучшее расположение духа.

– Помнишь, как ты устроила меня к Мастерам? – спросила Мэри. – Я в жизни бы не подумала, что ты умеешь так врать. Я была просто в шоке.

– Я не врала.

– Да ты же сказала, что мой отец, упокой Господь его душу, собрался жениться на вдовушке с собственным домиком?

– Я сказала «что, если». Я не говорила, что так и есть.

– Ты чудовище.

– Оно самое, – улыбнулась Гретхен.

Когда вернулся Теодор, все отправились в гостиницу. Гретхен спросила у Теодора, не собирается ли он в город, но тот ответил, что нет, он думает задержаться еще на денек.

Переодевшись, они спустились, и Гретхен с Мэри какое-то время играли в карты с другими постояльцами. Теодор уселся в кресло и погрузился в книгу. Было душно, и карты, казалось, падают вяло. Два дня на море привели Мэри в состояние чудесной расслабленности.

– Так бы и просидела всю неделю без дела, – сказала она Гретхен.

Подруга же с улыбкой ответила:

– Отлично. Всю неделю от тебя ничего другого и не требуется.

Вечерняя трапеза была похожа на предыдущие: велась неспешная беседа, звучал смех, и к ее завершению еда, вино и морской воздух придали Мэри такую волшебную легкость, что она шепнула Гретхен:

– По-моему, я переборщила с выпивкой.

– Тогда пойдем прогуляемся по берегу, – сказала та. – Проветришь голову.

И вот, когда народ начал вставать из-за столов, Мэри и Гретхен, а посередине – Теодор, отправились к морю. Все взялись за руки, и Теодор замычал какой-то маршик. Мэри подумала, что это очень здорово – идти рука об руку с Теодором, и вот бы им быть одной семьей, она бы вышла за Теодора замуж, а Гретхен стала бы ее золовкой. Она, конечно, понимала, что это невозможно, но выпила лишку и рассудила, что ничего не поделать и мысли порой сами лезут в голову.

Солнце еще висело над океаном, когда они вернулись в гостиницу. Несколько человек, такие же утомленные, готовились отойти ко сну, другие еще сидели на веранде, любуясь закатом. Но Мэри еще немного вело, и она заявила, что лучше ляжет. Теодор пожелал ей доброй ночи, и Гретхен поднялась с ней в номер.