Нью-Йорк

И где же, черт возьми, Хетти? Угодила в капкан на Саут-стрит? Может, вздумала добираться пешком? Угодила в засаду? Ранена? Знай он хотя бы, каким путем она пошла, – отправился бы следом. Он не хотел себе в этом признаться, но его захлестнуло ужасное чувство вины. Хоть бы он не ходил к Лили! Хоть бы остался присмотреть за ней! Какая мука для Хетти, не говоря о физической опасности! Обезумевшее лицо жены возникло перед умственным взором, словно ночной кошмар. Нахлынули видения: вот за ней гонятся, вот сбивают с ног, вот еще хуже.

Это его вина. Его, и только его.

– Пап! – позвал Том. – Пора брать коляску и искать маму.

– Да, я тоже так думаю. Займись этим, ладно? Я поеду в центр, а ты охраняй дом.

– Нет, пап. Лучше ты останься, а я съезжу. Если она вернется, а тебя нет, то я не знаю, сумею ли ее удержать, чтобы опять не ушла.

– Вздор, Том! Поехать должен я.

– Пап, она не успокоится, пока не увидит тебя. Поверь мне, ей нужен ты.

Управляющий пришел к Хетти, когда время перевалило за половину четвертого. После ухода Шона О’Доннелла она успела подать у стойки несколько заявок, но без толку.

– Вы первая в очереди, – пообещали ей, – но нам не найти ни одного кеба, чтобы повез на окраину.

Лили де Шанталь пришлось дважды удерживать ее от ухода пешком.

– Ваша кровь не падет на меня! – воскликнула Лили во второй раз.

Правда, Хетти так и не поняла, почему мисс де Шанталь так печется о ее благополучии.

– Миссис Мастер, – сказал управляющий, – у одной леди есть экипаж, она едет на окраину и готова взять вас с собой. – Ему было немного неловко. – Вынужден предупредить, что это единственный транспорт, какой я могу предложить.

– Понимаю. Что за леди?

– Ее зовут мадам Рестелл.

Порочнейшая женщина Нью-Йорка, удобно устроившись на бархатном сиденье своей кареты, пристально смотрела на Хетти. У мадам были пышная грудь и волевое лицо. Хетти показалось, что глаза у нее как у хищной птицы.

Так вот она какая – мадам Рестелл, абортистка. Хетти видела ее издали, но никогда не рассчитывала и не желала очутиться так близко. Если мадам Рестелл догадалась об этом – а так оно, несомненно, и было, – то и ухом не повела.

– Итак, я выяснила, что хотела, – поделилась она. – Мэр – болван. – Она решительно засопела. – Почти такой же, как Линкольн.

– Жаль, что вы считаете президента болваном, – жестко ответила Хетти. Она могла принять помощь, но мадам Рестелл ее не запугать.

– От него слишком много бед.

– Насколько я понимаю, вы не республиканка, – сказала Хетти.

– Я могла бы ею быть. Республиканцы говорят, что люди вольны поступать, как им вздумается. С этим я согласна. Но если меня начинают поучать, то пусть идут к дьяволу.

– Полагаю, все зависит от того, что вы подразумеваете под свободой.

– Я помогаю женщинам обретать свободу. Свободу не иметь ребенка, если они не хотят.

– Вы устраиваете аборты.

– Не так, как вы думаете. Не часто. Обычно я даю порошок, от которого все прерывается.

Было видно, что мадам Рестелл любила не только поступать, как ей вздумается, но и поговорить об этом.

– Наверное, во Франции принято иначе, мадам, – учтиво, но твердо сказала Хетти.

Однако эта реплика была встречена хохотом.

– Вы считаете меня француженкой, потому что я называю себя мадам Рестелл?

– Мне так казалось.

– Я англичанка, милочка, и горжусь этим. Родилась в Глочестере. Добрый старый Глочестер! Мы были бедны как церковные мыши. Теперь у меня особняк на Пятой. И я все равно считаю Линкольна дураком.

– Понятно. – Хетти дала установиться тишине.

Они миновали церковь Благодати.

– Вы знакомы с женой Линкольна? – спросила вдруг абортистка.

– Не имею чести.

– Ну а я никогда не видела, чтобы женщина так вела себя в магазинах, уж будьте покойны. Видела ее однажды. Она совершенно сходит с ума, когда попадает в Нью-Йорк, что происходит, как вам известно, довольно часто. Неудивительно, что на нее жалуется конгресс.

– Миссис Линкольн пришлось переустраивать Белый дом, – возразила Хетти, обороняясь.

– Еще бы!

– Знаете, – с достоинством произнесла Хетти, – я тоже считаю, что люди должны быть свободны. Я считаю, что Господь наделил свободой всех, независимо от расы и цвета кожи. И я думаю, что мистер Линкольн прав.

– Ох, милочка, да пусть будет прав! Я не спорю. Я ничего не имею против черномазых. Они не хуже и не лучше нас с вами, это уж точно. Но из-за этого гибнет слишком много людей.

Они уже доехали до Юнион-сквер и приготовились свернуть направо, на Четырнадцатую, когда кучер сбавил скорость и постучал в окошко кнутом. Близ Ирвинг-плейс улицу перекрыла толпа человек в сто или больше.

– Давайте в объезд, – распорядилась мадам Рестелл.

Они осторожно объехали Юнион-сквер и попытали счастья на Четвертой авеню. Опасные группировки, похоже, расползлись по всем улицам. Когда они достигли Грамерси-парка, народу стало больше и можно было видеть, как огромная толпа осаждает арсенал. В тот самый миг на здание обрушился град вывороченных из мостовой булыжников, а кто-то бросил в окно подожженный бочонок с дегтем. Толпа дико ревела.

– Это никуда не годится, – решительно сказала мадам Рестелл и крикнула кучеру: – На Пятую!