Нью-Йоркские Чайки

         Щелчок – и две вытянутые фигуры девушек отчетливо возникли в полный рост. Вид спереди: белые волосы, коротенькие платьица, туфли, по-видимому, на очень высоких каблуках, потому что походки у девушек шаткие, идут как на ходулях. Подходят к двери номера 218, стучат и через минуту скрываются в том номере.    

         – Знаешь, что в сумочках этих красавиц? Думаешь, презервативы и хлысты с наручниками? Нет, там самый чистый, самый свежий колумбийский кокаин. Наверное... – Уолтер сощурил один глаз, будто мысленно проникая в сумочки тех дам. – Грамм пять, не меньше. Интересно, сколько они сегодня вытрясут из этого старого пердуна?

         Что ни говори, Уолтер – профи: сидит, болтает о всякой чепухе, а замечает каждую мелочь.

         – Знаешь, как они называют кокаин? Шампанским, – продолжал Уолтер. – Звонят в свое секс-бюро и говорят боссу, мол, клиент из такого-то номера хочет еще шампанского, три бутылки. Это значит, три грамма кока. И босс посылает клиенту машину с «шампанским», по самой высокой цене.          Но Осип его уже не слушал. Почему-то сопел, нервно перебирая пальцами по кнопкам.   

         Уолтер покосился на коллегу. Сам взглянул на экраны, и этого беглого взгляда ему было достаточно, чтобы убедиться – в отеле полный порядок.

         – Извини, мне надо ненадолго выйти, – Осип быстро поднялся и, стараясь сохранять внешнее спокойствие, направился к дверям.

         К тем самым замечательным дверям, что имеют секретные коды и электронные замки. Двери эти не чинили ему ни малейшего сопротивления, открылись легко, и через секунду Осип уже несся к лифту, сжимая рацию во вспотевшей руке. 

         Выбежав из лифта, ринулся по коридору. Но сообразив, что промахнулся этажом, побежал к двери пожарного выхода. 

         На лестничной клетке, на ступеньках, спал молодой негр в униформе охранника, прислонившись спиной к стене. Возле него на полу лежала развернутая газета. Охранник открыл глаза, извиняясь, стал было подниматься – решил, что перед ним новый начальник охраны. Но этот странный господин с дикими глазами и рацией в руке, ни слова не говоря, вдруг умчался по лестнице вниз. 

              – Стелла! – крикнул Осип, догоняя пару, идущую по коридору мимо огромных ваз с цветами.

              Мужчина и женщина остановились. 

         – Ой!.. Сорри, сорри... – Осип попятился спиной.   

         Мужчина – миниатюрный японец в костюме. Девушка рядом с ним – с красивым лицом в ореоле распущенных каштановых волос, в декольтированном платье.    

         Сконфузившись, все недолго пялились друг на друга. 

         – О`кей, о`кей. Пикчер, фото, – залепетал благодушный японец.       Протянул свой iPhone Осипу, обнял миниатюрной ручкой талию своей подружки и уставился в объектив. Потом полез в карман за деньгами.  

                                                  ххх

         Легко и беззаботно, словно после освежающей прогулки, Осип вернулся в Оперативный центр:

         – Представляешь, выхожу сейчас из туалета, а там какой-то японец с девкой, попросил меня их сфотографировать. За минуту фотосъемки отвалил мне пятьдесят баксов! Расценки Стивена Спилберга. 

         – У тебя, приятель, на деньги чутье, – отозвался Уолтер. 

         Уолтера уже одолевала дремота. Он склонил голову с густыми черными, зачесанными назад, волосами, упер подбородок в грудь. Профессионал, Уолтер мог спать в любом месте, и никакой шум, хоть пушечная канонада, не могли его разбудить.    

         Уолтер никогда не храпел, воздух тихо и мерно проходил сквозь ноздри его утиного носа в мощные легкие и выходил обратно чистыми струями. Губы были сомкнуты, ровные тонкие губы, которые во время бодрствования были очень подвижны, как, впрочем, и его темно-карие глаза, ни на миг не прекращавшие наблюдения за всем вокруг. Уолтер, широкогрудый, дремлющий, со склоненной головой и вздымающимися плечами, напоминал древних исполинов времен битв римлян с кельтскими племенами...  

         Сон его, правда, в ту летнюю ночь длился недолго. Разбуженный странной силой, Уолтер раскрыл глаза и не сразу поверил, что проснулся. Будь он русским, ущипнул бы себя за ляжку, но он был из ирландцев, поэтому суеверно дернул себя за ухо. 

         – Как ее зовут?! Джозеф, как ее зовут?! О-о, мэ-эн!.. – застонал Уолтер. Расстегнул еще пару пуговиц рубашки и стал чесать свою грудь: – Джи-исус Крайст!.. 

         На огромном, во всю стену экранном панно сменялись кадры с обворожительно красивой, загорелой женщиной в белых кружевных трусиках и в таком же ослепительно белом лифчике. Женщина валялась на широкой кровати, ползала змеей, становилась на колени и, хищно выпятив нижнюю челюсть, с кровавым ртом, ползла вперед; потом, обессилевшая, падала на спину и томно протягивала зовущие к себе руки...

         Единый огромный экран вдруг разбивался на десятки маленьких, и в каждом из них появлялся Осип – крохотный, как лилипут. Лилипуты-Осипы бегали из угла в угол, словно пытаясь найти выход из этих стеклянных коробок. Неожиданно в экранах вспыхивала спичка. Пламя разгоралось, бушевало, яростно билось о стены. И когда глазам уже почти становилось больно, пламя гасло, из головки потухшей спички вылетал дымок, и из дымчатых струек снова возникала полуголая Стелла...