Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Пока юный Барнс беседовал со своим дядей, сухощавый, приятного вида джентльмен с высоким лбом, который поклонницы величали "благородным челом", и в аккуратном белом галстуке, повязанном так искусно, как это умеют делать лишь священники, рассматривал полковника Ньюкома, поблескивая очками, и ждал случая обратиться к нему. Полковник, заметив, с каким пристальным вниманием разглядывает его джентльмен в черном, спросил у Барнса имя этого пастора. Барнс, обратив свой монокль в сторону очков, сказал, что, хоть убейте, не знает; ему знакомы среди гостей от силы два человека. И тем не менее очки отвесили моноклю поклон, который тот не соизволил заметить. Очки двинулись в их сторону, и Барнс Ньюком сделал шаг назад.

— Уж не собирается ли он заговорить со мной, черт возьми! — воскликнул он в раздражении. Он вовсе не желал говорить с кем попало и где попало.

Но господин в очках уже подходил к ним, протягивая обе руки. Его ясные голубые глаза светились восторгом, улыбающееся лицо все собралось в морщинки, но и улыбка, и дружеский жест предназначались полковнику.

— Если миссис Майлс не обманула меня, сэр, я имею честь разговаривать с полковником Ньюкомом? — спросил он.

— С ним самым, сэр, — ответил полковник, и тогда его собеседник, со словами "Чарльз Ханимен", сорвал с руки сиреневую лайковую перчатку и схватил руку зятя.

— Муж моей бедной сестры! — возгласил он. — Мой благодетель! Отец Клайва! Как тесен мир! И как я рад видеть вас и познакомиться с вами!

— Так вы — Чарльз?! — вскричал полковник. — Очень рад, Ханимен, очень рад пожать вашу руку. Мы с Клайвом к вам сегодня нагрянули бы, да вот набралось дел до самого обеда. Вы напомнили мне бедную Эмму, Чарльз, — добавил он грустно. Эмма не была ему доброй женой. Эта капризная, глупая женщина доставила ему при жизни немало беспокойных дней и горьких ночей.

— Бедная, бедная Эмма! — воскликнул проповедник, обращая взор к люстре и изящным движением поднося к глазам батистовый платочек. Никто в Лондоне не умел столь картинно сверкнуть перстнем или прижать к лицу платок, пряча нахлынувшие чувства. — В самые светлые дни, смешавшись с безрассудной толпой, мы не можем забыть ушедших. Те, кто покинул нас, все равно остаются с нами. Но не этим надо встречать друга, приплывшего к родным берегам. Как приятно мне, что вы снова в старой доброй Англии! Как, должно быть, было вам отрадно видеть Клайва!

— Болтун проклятый! — пробормотал про себя Барнс, прекрасно знавший, кто стоит перед ним. — Вечно витийствует, точно с кафедры!

Настоятель часовни леди Уиттлси с улыбкой поклонился ему.

— Вы не узнали меня, сэр. А я имел честь видеть вас в Сити при исполнении ваших служебных обязанностей. Я приходил в банк с чеком, который мой брат с такою щедростью…

— Забудем об этом, Ханимен! — воскликнул полковник.

— Ничто не заставит меня забыть об этом, дражайший полковник, — ответил мистер Ханимен. — Я был бы на редкость плохим человеком и неблагодарным братом, если б когда-нибудь забыл вашу доброту.

— Оставим ее, прошу вас!

— Как же, оставит он ее, когда она еще не раз может ему пригодиться! — проворчал сквозь зубы Барнс. — Не отвезти ли вас домой? — обратился он к дяде. — Мой экипаж ждет у крыльца, и я буду рад захватить вас.

Но полковник сказал, что ему надо еще поговорить с шурином, и мистер Барнс, отвесив ему учтивый поклон и ни с кем больше не простившись, проскользнул в дверь и в молчании спустился по лестнице.

Теперь Ньюком остался в полном распоряжении пастора. Ему хотелось знать, что за люди его окружают, и Ханимен всех ему описал. Миссис Ньюком была бы весьма польщена, если бы слышала, как расписывал Чарльз Ханимен ее самое и ее гостей. Он так их расхваливал, словно они стояли тут же у него за спиной и слышали каждое его слово. Такое скопище умов, талантов и добродетелей должно было поразить и восхитить новоприбывшего.

— Вон та дама в красном тюрбане, возле которой стоят ее прелестные дочери, — леди Плут, жена знаменитого судьи. Все в Лондоне диву даются, почему он до сих пор не лорд Главный Судья и не пэр Англии. Мне, впрочем, рассказывали по секрету, будто препятствием послужило его имя: покойный монарх ни за что не соглашался, чтобы у него был пэр по фамилии Плут. Сама миледи простого звания, — я слышал даже, что из прислуги, — но вполне отвечает своему нынешнему положению. Она образцовая жена и мать, и ее дом на Коннот-Террас славится самым утонченным гостеприимством. Молодой человек, что беседует с ее дочерью, — начинающий адвокат, к тому же успел уже прославиться в качестве сотрудника наших ведущих журналов.

— А что за кавалерийский офицер в белом жилете стоит там с бородатым евреем? — осведомился полковник.

— О, это еще один известный литератор, стряпчий по профессии. Но он променял юриспруденцию на служение музам. Можно подумать, что эти девять сестер отдают предпочтенье усатым мужчинам.

— В жизни не сочинил ни строчки, — смеется полковник, покручивая усы.