Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Соседи этой достойной женщины, такие же содержатели пансионов, величали ее не иначе как "герцогиней" (трудно даже представить себе, что бы с ней было, если б они сочли ее принадлежащей к их сословию!). Снабжавшие ее мясники, булочники и рыночные торговцы держались с ней так почтительно, словно она была домоправительницей вельможи из Кейптауна. Сознавая свое превосходство, она, однако, была добра с этими простолюдинами. Она вела с ними любезные разговоры и благосклонно держалась с мистером Роджерсом, у которого, по слухам, было не то сто, не то все двести тысяч фунтов, а он всегда говорил: "Эта старушка герцогиня, — дай ей бог доброго здоровья! — всего, может, и купит что фунт телятины, а гонору — словно торгует целый гурт! Все равно сразу видно, что прирожденная леди и воспитания благородного: она скорее помрет, чем задолжает вам фартинг. Да, она знавала лучшие времена, уж вы мне поверьте!" Когда супруга бакалейщика была в интересном положении, мисс Ханимен навестила ее и даже отведала подкрепляющий напиток, которым ту поили, чем умилила все семейство. Торговец рыбой (она всегда называла его: "мой рыбник") продавал ей одного-единственного мерлана с таким почтением, точно она пришла к нему за дюжиной палтусов и омаров. Эти добрые люди были уверены, что папаша мисс Ханимен был по меньшей мере епископом, и ее славное прошлое представлялось им каким-то почти неземным благоденствием.

— Я неизменно убеждалась, Ханна, — говорила эта бесхитростная душа, — что люди знают свое место, а если временами и забываются, то их очень легко образумить. Пусть только леди всегда помнит, что она леди, и те, кто ниже ее рождением, не забудут об этом.

— Как же, мэм, уж конечно, мэм, — отвечает Ханна; она как раз идет завтракать и уносит к себе чайник, чтоб потом передать его в распоряжение Салли; а хозяйка ее тем временем моет свою чашку с блюдцем, подобно тому как ее маменька много десятилетий назад собственноручно мыла их чайный сервиз.

Конечно, кое-кто из соседей недолюбливал маленькую "герцогиню", однако это объяснялось не только тем, что она, по их убеждению, драла нос, но и тем, что, к их зависти, больше преуспевала в делах, — в окне у нее редко когда можно было увидеть объявление о сдаче комнат, тогда как в соседних домах они висели месяцами, предоставленные мухам и дождю и не замечаемые прохожими. У мисс Ханимен было много постоянных жильцов, которых, пожалуй, можно было назвать ее верными друзьями. Глухой мистер Криклейд уже пятнадцатый год проводил у мисс Ханимен весь зимний охотничий сезон — на редкость приятный и необременительный постоялец: с утра до вечера — на охоте, а с вечера до утра — в клубе за картами. Девицы Баркхем из Баркхембери, Танбридж-Уэлз, чей отец учился в колледже вместе с мистером Ханименом, приезжали из года в год в июне, чтоб все лето дышать морским воздухом, — свой дом они на это время сдавали. Затем, как известно, у нее много лет жил племянник. Ее рекомендовало благоволившее к ней брайтонское духовенство, и время от времени у нее жил или присылал своих пациентов известный лондонский врач мистер Бальзам, преданный друг семьи (когда-то он был частным питомцем ее отца, а потом учился у него в колледже), а также его коллега доктор X., который вдобавок никогда не брал с мисс Ханимен гонорара — разве что в виде пакетика индийского карри, окорока ее особого копчения да чашки чая раз или два в год.

— Нет, везет же этой чертовой герцогине! — говорил торговец углем мистер Голер, проживавший в третьем доме от мисс Ханимен и тоже сдававший комнаты, в некотором отношении еще менее привлекательные, чем у миссис Клопли. — Нечистый, что ли, ей помогает, а, миссис Голер? Только на прошлой неделе я прочел в "Сассекском вестнике", что померла мисс Баркхем из Баркхембери, — ага, думаю, вот тебе подарочек, герцогинюшка, — будешь знать, как задаваться и драть нос. А у нее объявление трех дней не провисело, и пожалуйста — две кареты, две горничные, трое детишек (один завернут в хинжарскую шаль), выездной лакей (кажись, иностранец!) и дама в атласной мантилье. Небось все к старой герцогине, чтоб она сдохла! Да что тут говорить! Такое уж наше счастье. Ей-богу, пущу я себе когда-нибудь пулю в лоб, миссис Голер, и делу конец. Вон уже входят! Три, четыре, шесть, ну да, — семеро, и еще лакей. А в корзинке он, верно, несет лекарства для бесценного малютки. Нет, ты только взгляни, какой багаж! Гляди — на передней карете герб в виде кровавой руки. Баронетский вроде?! Надеюсь, ваша светлость здоровы? А сэр Джон, конечно, не замедлит присоединиться к семейству? — эти тирады мистер Голер сопровождал насмешливыми поклонами, адресованными объявлению, праздно висевшему у него в окне, а маленькие Голеры кинулись в гостиную и оттуда на террасу — поглазеть на приезжих.