Нюма, Самвел и собачка Точка

А то, что происходило где-то на Кавказе, за много тысяч километров от этого дома на улице Скороходова, честно говоря, его сейчас беспокоило куда меньше, чем свалившиеся на него проблемы. И самая болезненная — потеря собачки…

— Я пойду, Женя, — Нюма поднялся из-за стола.

— Хорошо, Наум, — Евгения Фоминична направилась в прихожую следом за Нюмой. — Сеид тебя немного проводит.

— Зачем? Я и сам…

— Проводит, проводит! — настойчиво проговорила хозяйка. — По-моему, ты слегка опьянел. А у нас бомжи совсем обнаглели…

Сеид надел свою куртку и предупредительно раскинул плащ гостя в терпеливом ожидании.

— Не пропадай, Наум, — Евгения Фоминична обняла крепкие плечи Нюмы и проговорила не без удивления: — А ты еще, Наум, ого-го. Молодец, не сдаешься.

— Держусь, — пробормотал Нюма, касаясь губами вялой щеки хозяйки.

Он влез в свой утепленный плащ и натянул вязаную шапочку. Отчего круглое лицо Нюмы приобрело детское выражение.

— Звони, Наум, не пропадай, — напоследок в спину гостя произнесла Евгения Фоминична. — И я буду звонить.

Что-то буркнув через плечо, Нюма направился к лифту. Он и впрямь немного перебрал.

— Замечательная женщина, — Сеид нажал кнопку вызова. — И прекрасный специалист по печатным платам. Она часто приезжала к нам на комбинат…

Наум смотрел в тощее лицо провожатого. И вновь им овладела мысль, что он уже встречал этого человека. Просто наваждение…

— Напрасно вы меня провожаете, Сеид, — проговорил Нюма, ступая в кабину лифта. — Конечно, спасибо… Но напрасно.

У Нюмы появилось ощущение, что Сеид провожает его не только из вежливости.

После света хилой лампочки в подъезде улица встретила их глухой темнотой и липким холодом. Где-то в конце квартала улица Скороходова пересекала Кировский проспект, в просвете которого, подобно зайцам в тире, шмыгали автомобили…

— Возвращайтесь, Сеид, — остановился Нюма. — Тут вполне спокойно…

— Я вот что хотел сказать, Наум… Извините, я не знаю вашего отчества…

— Ничего, ничего, — поторопил Нюма.

— Когда Женя что-то сказала о вашей собачке, я вспомнил вас… Вы приходили на рынок менять доллары.

— Да, да! — воскликнул Нюма. — И я думаю: где вас видел? Просто измучился… Только моя собачка пропала.

— Она не пропала. Ее присвоил Толян.

— Какой Толян?! — Нюма повернулся, чтобы лучше видеть Сеида.

— Вы его не знаете. Один бандюган. Он из тех, кто крышует Сытный рынок. Еще у него несколько точек. Какие-то магазины на Пушкарской. Скупка на Большой Разночинной…

— В подвале? — заволновался Нюма.

— Что в подвале? Скупка? Не знаю. Может быть, — Сеид пожал плечами. — Словом… Ваша собачка забежала на базар, а тут появился Толян, кассу у меня снимать. — Сеид запнулся и догадливо тронул Нюму за плечо. — Ах, черт… Я вспомнил! Толян еще спросил у меня и у Илюши-чайханщика — не поминал ли хозяин собачки скупку на Большой Разночинной?!

Нюма и Сеид стояли молча, словно вникая в сказанное. Каждый по-своему…

— У меня к вам просьба, Наум, — проговорил Сеид. — Не рассказывайте Жене, чем я занимаюсь. Ей будет очень неприятно…

— Ну, что вы, Сеид! Даю вам слово. Такое время, — волновался Нюма. — А вы не знаете, где живет этот Толян?

— Понятия не имею, — развел руками Сеид. — Он приезжает с дружбанами, снимает кассу. И уезжает. Может быть, чайханщик знает, но вряд ли он захочет вмешиваться… Сами понимаете.

— Конечно, конечно, — пробормотал Нюма.

Распрощавшись с Сеидом, он поспешил к Кировскому проспекту…

Несмотря на непозднее время, проспект был по-субботнему пустоват и хмур. Красивые в дневном свете здания, сейчас глухо сливались друг с другом, разлучаясь лишь при встречных улицах, чтобы, минуя их, вновь взяться за руки в немом каменном экстазе. Еще никогда путь домой, на Бармалееву, не казался Нюме таким долгим и нудным. Хотя идти было всего ничего — до Большого, а там налево и несколько еще кварталов… Проспект словно процеживал Нюму своим тупым предзимним равнодушием.

Дойдя наконец до Подковырова, Нюма решил схитрить и по Малому выйти к своему дому. На корявом, в лужах и трещинах, тротуаре он замедлил шаг и крыл себя за глупость — столько лет шастает по этим улицам и забывает, что тут сам черт ногу сломит. Неспроста они названы — Подковырова, Подрезова, да Плуталова, венцом которых слыла его Бармалеева… То-то звучит — Литейный, угол Жуковского, где поселится Фирка, думал Нюма. А вдруг Фирка и поможет, если она такая важная птица, мелькнуло в голове Нюмы. А что?! Власть они или не власть, если сидят в Смольном! С этой мыслью Нюма добрался до своего дома…

Остановился напротив окон комнаты Самвела и, в полупьяном нетерпении, приподнялся на цыпочках. Сосед часто пользовался настольной лампой, свет ее не очень был заметен с улицы. «Видимо, Самвел или спит, или ушел к „маме-бабушке“ шмендрика, — с досадой подумал Нюма. — Всегда, когда он нужен, когда надо посоветоваться по важному вопросу — его нет дома или он спит». Нюма был неправ — Самвел обычно коротал время в своей комнате. А не спал из-за бессонницы. Сейчас Нюма был возбужден и не совсем трезв, поэтому несправедлив…