Нюма, Самвел и собачка Точка

«Что он там дурит, старый гвоздь?! — думала Точка, опьяненная свободой. — Так же можно шею свернуть. А где лечиться маленьким собачкам? Сами болтали на кухне, что ветеринарные доктора берут жуткие деньги за лечение. Если стану калекой, выкинут меня в два счета, не очень будут со мной нянькаться».

Но поводок ослабевал. И Точка вновь устремлялась к заветным местечкам, втягивая дурманящий запах случайных находок. И сердце ее переполнялось любовью и верностью к Нюме, к Самвелу, к страшному дворнику Галине и вообще ко всему этому двору, покрытому теплым февральским снегом…

За свой непродолжительный срок жизни Точка неплохо научилась разбираться в людях. Конечно, не так хорошо, как в воронах или, скажем, в кошках. Кошек она всех, как говорится, гребла одной гребенкой — кошки все мерзавцы, только что котята, и то… А вот в людях Точка разбиралась. Так ей казалось…

Однако появление в доме дочери Нюмы, Фиры, вызвало в душе Точки некоторую неопределенность. Начать с того, что возник странный запах. Резкий и противный. Фира сказала отцу, что это французские духи. Но Точке куда приятнее был запах бараньей косточки или следы тушенки, что иногда налипала к стенкам случайной банки. Это — первое… Дальше! На Фире была юбка из какой-то блестящей гладкой материи, с нее соскальзывали лапы. Что тоже не очень удобно. Не то что штаны Нюмы или волосатика Самвела. Из дерюги, теплой, пахнущей автостоянкой и Сытным рынком, самым замечательным местом на земле… Но более всего Точка не могла определиться с голосом Фиры — хороший она человек или так себе? Голос Фиры звучал резко, звеня вибрацией в конце каждой фразы. Отчего невольно прядали уши маленькой собачки. Как сейчас!

Точка в задумчивости вернулась на кухню и свернулась калачиком на своем месте под раковиной. Но голос Фиры все равно тревожил ее, доносясь из приоткрытых дверей Нюминой комнаты…

— Я тоже хочу завести собаку, — проговорила Фира.

— Неплохо бы завести ребенка, — буркнул Нюма.

Они уже успели сцепиться. Из-за велосипеда, что висел в прихожей и грозил свалиться кому-нибудь на голову. Накричавшись, они порядком подустали и прошли в комнату Нюмы.

Фира сказала, что очень торопится, — только возьмет деньги за аренду своей площади и уйдет. Но все не уходила. И так было каждый раз, когда она являлась за данью. Словно извинялась за обиды, которые доставляла родителям, но в то же время гордыня не позволяла ей признать это вслух. Наоборот, она еще больше наглела и взвинчивалась. Даже в тот день, когда умирала Роза, Фира не могла себя сдержать из-за того же велосипеда. Она пришла получить очередную плату от Самвела за комнату, а Роза стала требовать убрать велосипед со стены. И у нее начался приступ астмы. Но Фиру это не очень растревожило, у матери приступ был не редкость… Потом Фира чуть ли не год не появлялась на Бармалеевой улице. Но постепенно все наладилось. Да и деньги за сданную комнату сами к ней не явятся. Однако характер ее, склочный, не изменился…

Вот и сегодня. Едва переступив порог, она раскричалась в ответ на просьбу отца убрать злосчастный велосипед…

Фира была поздним ребенком. Роза разродилась в сорок один год, и Фире в прошлом ноябре исполнилось двадцать пять лет.

Высокая, с прямыми широкими плечами и узким тазом, ее фигура скорее подходила бы парню, чем девушке. Если бы не крупная, красивая грудь, светлые мягкие волосы и особенно глаза — серые, быстрые, под черными, резко изогнутыми бровями. Но самым приметным в ее облике были нос, прямой, с «национальной» горбинкой, и зубы — крупные, белые, со щербатиной — между узкими губами большого рта…

Ни Нюма, ни Роза так и не могли определить для себя — красивая у них получилась девочка или нет. В одном они были убеждены: характер у девочки — дрянь. И проявляться он стал со школы, с класса пятого-шестого. Очень уж ей нравилось верховодить. Среди девчонок класса, потом среди мальчишек. Неподчинение толкало ее на придумывание всевозможных интриг и сплетен, сколачивание всяких группировок, а нередко и драк на школьном дворе… Она неплохо училась, считалась твердой «хорошисткой» и, что любопытно, рисовала шаржи на одноклассников и, чаще всего, на учителей. Остроумные, злые. Шаржи сопровождали стишки, сразу известные всей школе. Не удивительно, что на выпускном вечере учителя были счастливы расстаться с Фирой Бершадской, о чем они, не скрывая, говорили…