Читаем Нюма, Самвел и собачка Точка полностью

— Бура бах, Ильяс-бала, — проговорил Сеид на своем языке, привлекая внимание чайханщика. — Помнишь, приходил старик менять американские деньги на наши талоны, как ты тогда выразился?

— Конечно, помню, мюаллим Сеид! — обрадовался Илюша. — Его собачка еще перевернула миску с хаши… Как не помнить!

Илюша вгляделся в Точку. Разве можно забыть? У какой еще собачки были такие плачущие глаза?

— А где старик? — огляделся Илюша. — Может, ходит по базару? А собачка вырвалась за хаши?

— Тогда почему на ней нет поводка? — вопросил проницательный Сеид и наклонился к собачке. — Где твой хозяин, дорогая?

Подобного обращения Точка не слышала даже от сентиментального Нюмы, не говоря уж о суровом Самвеле…

Точка прижала уши и признательно шлепнула хвостцом по асфальту чайной.

— Хаши хочет, — вздохнул Илюша. — Что у меня, хашная? Могу дать крылышко цыпленка.

— Цыпленка маленьким собакам нельзя, могут поперхнуться, — проговорил Сеид.

— Тогда пусть идет домой, — решил Илюша. — Иди домой, собачка!

Точка поднялась, сделала несколько шагов и вновь уселась, с укором глядя на чайханщика и менялу.

— Жалко, эстонцы уехали, у них для собачки что-нибудь бы нашлось, — посетовал Илюша.

— Эстонцам сейчас не до этого, — кивнул Сеид. — Утром радио слушал… Хотят к Европе уйти. Облаву на своих коммунистов устраивают… Горбачев уже руки опустил, не знает, что делать…

— Не хотел бы я быть на его месте, — проговорил Илюша. — Какой он президент! Вся страна, расползается, как тесто между пальцами. Был бы Сталин…

И они заговорили о политике, то и дело вспоминая какого-то Сталина. Точка в политику не вмешивалась. Помнится, большой черный пес пытался выяснить ее мнение о текущей политике в связи с заколоченным мясным ларем. Рассказал, как народ, под горячую руку, прогнал его с площади у Мариинского дворца. Тогда Точка поддержала мнение народа — не собачье дело, эта политика. Когда где-либо обсуждается политика, надо молчать и не тявкать…

И сейчас она выжидала, глядя плачущими глазами на чайханщика и менялу.

Неожиданно Илюша прервал разговор и посмотрел куда-то вдоль рядов рынка.

— «Шестерки» идут, выручку снимать, — предупредил он менялу. — Идите к себе, мюаллим Сеид, пусть видят, как вы горите на работе.

— Успею. Пока они обойдут всех клиентов, успею. — Меняла поднялся и направился к бывшему киоску «Союзпечать». — А кто там сегодня? Разглядел?

— По-моему, этот крохобор Толян с пацанами, — ответил Илюша.

Сеид убрал с окошка картонку «Абед» и скрылся за дверью киоска. А Илюша зашел в подсобку, но вскоре вернулся с миской, наполненной какой-то кашей.

— Жри! — проговорил он без злости и поставил миску перед Точкой. — Сама разберись, что здесь.

Точка опустила нос в миску. Дух от содержимого миски шел аппетитный, мясной, только вид был не вполне презентабельный. Чего только не намешано! И рис, и греча, и картошка. Особенно выделялся жареный лук… Только вот мяса нет. Видно, мясо выбрали, а дух еще держался…

Точка раздумчиво водила носом по поверхности варева, брезгливо щупая язычком…

— На нее смотри! — удивился Илюша. — Моя собака вместе с миской бы слопала, а эта…

— Что случилось, Илюша? Что ты нервничаешь?!

Точка услышала со стороны грубый мужской голос.

— А-а-а… Толян?! — заискивающе вопросил Илюша, словно появление мужчины было неожиданным. — Вот, понимаешь, не жрет, собака. Я жру, а она не жрет.

— Вы у нас многое чего жрете, что наши собаки не жрут! Да, пацаны? — обратился грубый голос к тем, кто, видимо, остановился поодаль.

И те одобрительно гмыкнули в ответ…

— Зачем так говоришь, друг? — не стерпел Илюша. — По-моему, мы вас не обижаем.

— Ладно, не сердись, — благодушно обронил грубый голос. — Сеид на месте?

— На месте, — буркнул Илюша.

Точка подняла голову от миски и испуганно замерла. Она увидела здоровенного мордатого типа в распахнутой кожаной куртке. Маленькие глаза под черными прямыми бровями, казалось, пытаются спрятаться за тяжелую плюху носа. Лишь пухлые, словно с другого лица, детские губы как-то смягчали бандитскую образину… Конечно, это был он! Тот самый тип, которого своим лбом припечатал Самвел у скупки на Большой Разночинной. Только тогда он был в дубленке… «Вот так встреча! — подумала Точка и оглядела стоящих поодаль двоих таких же мордоворотов. — Надо поскорее сматываться…»

— Слушай, Илюша, откуда у тебя эта собака? — спросил Толян, и у него что-то шевельнулось в башке.

— Приходил тут один старик к Сеиду. Деньги менял. Его собака, — неохотно ответил Илюша. — А сегодня сама прибежала. С поводка сорвалась.

— Где-то я ее видел. Такая морда, как будто плачет, под глазами слезы, — Толян шагнул к собачке и нагнулся, выпятив широкий зад. — А как ее зовут?

— Откуда я знаю? — Илюша с удивлением оглядел Толяна. — Кажется, старик ее назвал Дочка. А что?

Точка прижала голову к земле и попятилась, свалив на сторону хвост.

— Дочка, Дочка, — Толян опустил руку и помусолил пальцы, подманивая собачку. — Ее хозяин ничего не говорил про скупку на Большой Разночинной? Так, между делом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза