Нюма, Самвел и собачка Точка

Лимонный солнечный блик уютно разлегся на сколотых гранитных ступеньках. Когда-то окна подъезда украшал витраж и солнце отражалось на ступеньках цветным коллажем. Даже в блокаду витраж устоял, а в «перестройку» не удержался и позволил солнышку напрямую заглянуть в сизую хмурь подъезда.

Прикрыв глаза, Евгения Фоминична с наслаждением втягивала сигаретный дымок, подставив лицо случайному ноябрьскому теплу. Под ласковым компрессом мысли как-то плавились, становились обтекаемыми, «толерантными»… Она уже без особого раздражения думала о том, что выкинула Анна, — пристроилась петь в крематории, когда отпевали покойников. Ее заметили там знакомые. Ничего зазорного. Но стоило ли заканчивать физтех? На гневный упрек матери Анна ответила: «Захочешь жрать, запоешь не только в крематории. Ты ведь знаешь, что творится в моей лаборатории! Со мной, между прочим, стоит в клире инженер-конструктор с двадцатилетним стажем. Так что, Женя, помалкивай». И Евгения Фоминична помалкивала… Она и по своему «Союзспецавтоприбору» отлично знала, какие наступили сумасшедшие времена. Из девятнадцати сотрудников в лаборатории осталось семеро, да таких, которых вообще к технике нельзя подпускать. А все головастые разбежались кто куда. Одни на дому сколачивали «мини конструкторское бюро», уповая на частные заказы. Другие плюнули на все и подались в торговлю. Кто продавал доски для строительства, кто, прямо на улице, развешивал из мешка дефицитный сахарный песок, Евгения Фоминична сама видела. И это высококлассные электронщики! Да и на заводе, где она консультировала разработку нового прибора, черт-те что творилось. Цеха обезлюдели, производство простаивало. Появились слухи, что в ближайшее время начнется приватизация. Всем раздадут какие-то чеки-ваучеры, по ним любой человек заимеет право на частичку государственной собственности. Если вложит эти ваучеры в акции какой-нибудь компании. А мудрец, который это надумал, — некий Чубайс, — наобещал каждому владельцу ваучера по автомобилю «Волга» в ближайшее время. И даже два автомобиля. Каждому! «Нет, без лукавого здесь не обошлось, — Евгения Фоминична пригасила сигарету о жестянку на подоконнике. — И фамилии какие-то диковинные: Чубайс, Собчак. Да и сам президент этот, Ельцин. Вроде из таежных елей и вышел».

В шахте лифта раздалось резкое бряканье металла — кто-то влез в кабину. И через мгновение ржавый трос, натуженно кряхтя, принялся тащить свой груз на этаж…

Возможно, Лаура возвращалась со своих занятий. За время, что Евгения Фоминична поселила у себя знакомых из Еревана — инженера Сеида Касумова и его жену-пианистку Лауру, — она привязалась к своим постояльцам. То было не новое знакомство. С ведущим инженером химкомбината имени Кирова Сеидом Курбановичем Касумовым она познакомилась лет десять назад во время командировки в Ереван. Толковый специалист-механик, он закончил Индустриальный институт в Баку и был направлен в Ереван на работу, где вскоре возглавил отдел по разработке новых технологий. Женился на армянке Лауре Сосунян и бездетно жил в центре города неподалеку от церкви Святого Саркиса. В их просторной трехкомнатной квартире неоднократно останавливалась Евгения Фоминична, когда приезжала на комбинат. «Какой может быть шашлык в гостиницах?! — говорил Сеид Касумов, перевозя чемодан Евгении Фоминичны из гостиницы в свой замечательный дом, отделанный красным армянским туфом. — Разве в гостинице вам дадут настоящий эчмиадзинский бозбаш?! Да никогда в жизни. В лучшем случае дадут суп с горохом на ошпаренной баранине. А моя Лаура приготовит настоящий бозбаш с поджаренной бараниной и сумахом. Пальчики оближете, клянусь Аллахом!» К тому же Лаура оказалась замечательной пианисткой. Вечерами — мягкими южными вечерами, — когда на просторном балконе квартиры собирались друзья Сеида «на ленинградскую гостью», Лаура музицировала. С высоты балкона далекий контур снежной шапки библейского Арарата и сполохи карбитных печей комбината пробуждали в душе Евгении Фоминичны острое ощущение какой-то чистоты бытия. Какой-то нужности существования ее и всех этих славных людей, что так неназойливо и тепло выказывали ей свое уважение…