Читаем Нюрнбергский процесс, сборник документов (Приложения) полностью

Нюрнбергский процесс, сборник документов (Приложения)

Серватиус[250]: Господин свидетель, Вы на Вашем посту поддерживали Гитлера до конца, хотя знали, что велась агрессивная война. В какой степени знал об этом руководящий состав НСДАП?

Паулюс: На этот вопрос я не могу ответить, так как считаю себя некомпетентным.

Серватиус: Известно ли Вам, использовались ли немецкие военнопленные на русских военных заводах?

Паулюс: Об этом я лично ничего достоверно не знаю. Военнопленные, которых я лично видел в лагерях, работали для непосредственных нужд лагеря или в непосредственном близости от лагерей на сельскохозяйственных работах или в лесах. Мне также было известно из газет, что некоторые немецкие рабочие, добровольно объединившиеся в группы, работали в промышленности, и там с гордостью сообщали о результатах их труда. Но в какой отрасли промышленности работали эти люди, — я не знаю.

Кубушок[251]

: В какой степени отдельным членам правительства было известно о важнейших решениях правительства?.. Не принимал ли Гитлер решения единолично или, в лучшем случае, после совещания с небольшим кругом лиц, вследствие чего другие ведущие лица военного и политического руководства ничего не знали о предстоящих событиях?

Паулюс: Как принимались решения имперским правительством, мне неизвестно.

Я не могу себе представить, чтобы все делал или мог все делать один человек, ему необходимо было сотрудничество его ближайших помощников, иначе действовать было невозможно.

Хорн[252]: Господин свидетель, Вы сказали, что были участником движения, которое имело своей целью спасти немецкий народ от гибели. Я спрашиваю, какие были у Вас и других членов организации возможности для осуществления этого намерения?

Паулюс: У нас была возможность говорить с немецким народом по радио и разъяснить ему все. Мы считали своим долгом разъяснить немецкому народу после событий не только военного характера, но и событий 20 июля[253] о наших убеждениях, к которым мы пришли к этому времени. Эта инициатива исходила из рядов армии, которую я привел к Сталинграду, где мы видели, что из-за приказов государственного и военного руководства, против которого мы выступаем, погибли от холода, голода и снега 100 000 немецких солдат. Мы познакомились там в концентрированном виде с ужасами агрессивной войны.

Хорн:

Были ли у Вас другие возможности, кроме пропаганды?

Паулюс: Кроме возможности говорить по радио и использовать предоставленные нам газеты, у нас не было других возможностей воздействовать на немецкий народ.

Председатель: Какое отношение имеет этот вопрос к рассматриваемому Трибуналом делу?

Хорн: Я хотел поставить этот вопрос, чтобы определить, в какой степени этот свидетель заслуживает доверия.

Председатель: Я не вижу, чтобы это имело какое-либо отношение к степени доверия к этому свидетелю.

Хорн: Очень возможно, что у нас имеются сведения о других имевшихся в их распоряжении возможностях о которых свидетель не упоминал.

Председатель: По мнению Трибунала, мысли и действия свидетеля в то время, когда он был военнопленным у русских, не имеют никакого отношения ни к делу, ни к степени доверия ему... Трибунал не допускает постановки подобных вопросов.

Хорн: Я прошу разрешить мне задать свидетелю еще один вопрос.

Председатель: Да, конечно.

Хорн: Был ли во время Вашего плена у Вас случай каким-нибудь образом предоставить в распоряжение советских властей Ваши военные знания и опыт?

Паулюс: Никаким образом и никому.

Председатель: Я полагаю, что этим заканчивается перекрестный допрос. Желает ли советский обвинитель задать еще вопросы?

Руденко: Нет, господин председатель.

_{ЦГАОР СССР, фонд №7445, опись №1, ед. хран №24}

_{IMT, vol.7, р.279—364.}