Господин представитель обвинения, я не могу довольствоваться этим. Если вы зачитываете Высокому Суду и всей мировой общественности целые страницы показаний, о которых вы утверждаете, что они достоверны, и которые выдвигают против меня чудовищное обвинение, то мне должна быть предоставлена возможность отвечать больше, чем «да» или «нет». Я не могу просто, как какой-либо тупой преступник...
Эймен:
Хорошо, подсудимый. Теперь перейдем к вопросу о Варшавском гетто. Вспоминаете ли вы доказательства, представленные Трибуналу, согласно которым 400 тысяч евреев были вначале согнаны в гетто, а затем войска СС замучили 56 тысяч, из которых более 14 тысяч были убиты. Припоминаете ли вы эти доказательства?
Кальтенбруннер:
Я не помню в деталях этих доказательств, а то, что мне известно об этом, я уже сегодня рассказал.
Эймен:
Было ли вам известно о том, что почти все из этих 400 тысяч евреев были истреблены в лагере смерти в Треблинке? Вы знали об этом?
Кальтенбруннер:
Нет.
Эймен:
Какое отношение вы имели к уничтожению евреев в Варшавском гетто? Никакого, разумеется, как вы обычно отвечаете?
Кальтенбруннер:
Я уже заявлял, что я не имел к этому никакого отношения.
Эймен:
Я прошу, чтобы подсудимому предъявили документ ПС-3840, который я представляю за номером США-803.
(Документ предъявляется Кальтенбруннеру.)
Вы были знакомы с Карлом Калеске?
Кальтенбруннер:
Нет, этого имени я не знаю.
Эймен:
Сможете ли вы восстановить его фамилию в памяти, если я вам напомню, что он был адъютантом генерала Штропа?
Кальтенбруннер:
Я не знаю адъютанта генерала Штропа. Я не знаю имени, которое вы мне сейчас назвали — Калеске.
Эймен:
Перейдем к письменному показанию, данному им под присягой. Оно имеется у вас?