Нюрнбергский процесс, том 8 (1999)

До начала первой мировой войны согласно международному праву — во всяком случае, поскольку речь идет о сухопутной войне, — было неоспоримо, что война не затрагивает частноправовые отношения между гражданами воюющих государств, что в принципе частная собственность остается неприкосновенной, что война ведется только вооруженными силами и что она не затрагивает гражданское население противника. В войне на море, напротив, частная собственность не защищается. Могут ли правила ведения сухопутной войны со своими ограничениями иметь силу и в отношении комбинированной войны на суше и на море?

По существующему международному праву, как и прежде, имеет силу принцип, согласно которому частная собственность в войне остается неприкосновенной. Этот принцип нарушается только в случаях, когда Гаагские правила ведения сухопутной войны разрешают известное вторжение в область частной собственности. Поводом к такому вторжению может быть бедственное положение государства; вторжение оправданно в той мере, в какой кажется необходимым в интересах самосохранения государства. В этих рамках в войне разрешаются также действия, которые в принципе не соответствуют военному праву, то есть сами по себе противоречат международному праву.

Там, где жизненные интересы государства поставлены под такую угрозу, как бедственное положение государства, нельзя, по-моему, считать, что государство нарушает нормы права, если оно прибегает к методам, необходимым для предотвращения угрожающей опасности.

Вследствие образа действий вражеских держав экономическое положение Германии в ходе второй мировой войны стало в высшей степени угрожающим. В результате тотальной блокады у Германии была полностью отнята возможность какой-либо связи с нейтральными странами; поэтому стало невозможно достаточное снабжение сырьем, необходимым для ведения войны, и питанием, необходимым для снабжения гражданского населения. Германия должна была также заботиться о питании находящегося на оккупированных территориях гражданского населения.

Вследствие этого Германия в целях поддержания своей собственной экономики, которая в противном случае потерпела бы крах, была вынуждена использовать в своих интересах находившиеся на оккупированной вражеской территории запасы сырья и продовольствия, а также предметы, необходимые для продолжения войны.

Может ли подсудимый быть лично привлечен к ответственности за возможно преднамеренное или сделанное по небрежности нарушение, которое было совершено им исключительно как уполномоченным фюрера, или в таких случаях несет ответственность только государство — этот вопрос ставится на рассмотрение Трибунала. Со своей стороны, мы считаем, что здесь имеет место только деликт против международного права, который не может служить основанием для личной ответственности.

Положение на восточном театре военных действий имело свои особенности, так как в России не было частной собственности, а имелось только государственное хозяйство, строго регулируемое центром. Здесь правовое положение было в общем таково, что собственность вражеского государства могла быть используема как военная добыча.

За предписания, содержавшиеся в «Зеленой папке», подсудимый Геринг взял на себя полную ответственность, однако это не дает еще повода для его обвинения. Нельзя не учитывать, что речь идет о войне, связанной с такими трудностями и такого размаха, такой продолжительности и такого тотального характера, о которых творцы Гаагских правил ведения сухопутной войны определенно не только не имели, но и не могли даже иметь хотя бы малейшего представления. Эта война была войной, во время которой борьба шла за существование или гибель народов. Это была война, во время которой переоценивались все ценности.

С точки зрения бедственного положения может быть также оправдан и вывоз рабочих из оккупированных областей в Германию.

Подсудимый подробно изложил, по каким причинам он считал эти мероприятия необходимыми. В остальном защитник подсудимого Заукеля доктор Серватиус подробно остановится на этом вопросе. Поэтому я могу отказаться от дальнейшего его рассмотрения.

Относительно обвинения в ограблении произведений искусства подсудимый дал подробные показания, оправдывающие его действия. Дополнительно следует заявить, что к охране произведений искусства в Польше он вообще не имел непосредственного отношения. Из этих произведений искусства он ничего не взял для своей коллекции. Тем самым в этом отношении никоим образом не возникает обвинения для подсудимого.