Нюрнбергский процесс, том 8 (1999)

Международное право не имеет ничего против того, чтобы оккупант заботился о сохранности и целостности предметов искусства, если это окажется возможным в данной военной обстановке, более того, считает долгом оккупанта по отношению к культуре спасать особо ценные предметы искусства из зоны огня и размещать их в наиболее безопасных местах. При определенных обстоятельствах правом и долгом оккупанта по международному праву и в интересах сохранения особо ценных с научной точки зрения предметов и культурных ценностей является направление последних к себе на родину. В этом нет ничего недопустимого.

Что же сделал оперативный штаб с произведениями искусства? Он составил подробную картотеку с примечаниями о бывшем владельце каждой отдельной картины, сфотографировал произведения искусства... тщательно запаковал и отправил в баварские замки Нойшванштайн и Химзее. Ввиду опасности воздушного нападения они были впоследствии помещены в старые австрийские копи. Розенберг никогда не отрицал, что он и его сотрудники надеялись, что картины останутся в Германии, возможно, как компенсация или как залог для мирных переговоров.

Наконец, он действовал не по своей инициативе, а в порядке проведения в жизнь государственного приказа...

Геринг поддерживал работу оперативного штаба и, как он показывает, «отделил» кое-что с согласия фюрера для своих собственных целей... Розенберг ничего не мог предпринять против Геринга, но он поручил своему уполномоченному Роберту Шольцу по меньшей мере точно регистрировать все, что переходит к Герингу...

Я перехожу к мероприятиям, касающимся мебели. Розенбергу особенно вменяется в вину разграбление мебели и то, что будто бы он ограбил 79 000 еврейских квартир, из них 38 000 — в Париже, и отправил их обстановку в Германию. Бесспорно, эти мероприятия были проведены в целях помощи пострадавшим от воздушных налетов: в разрушенных воздушными налетами городах для людей, потерявших кров, создавались новые квартиры.

То, что конфискация ограничилась имуществом евреев, соответствовало национал-социалистскому образу мышления и, конечно, должно быть морально осуждено. Однако существенным является вопрос законности конфискации вообще. Я избегал его в своей речи и не хотел бы затрагивать его и здесь. Оправдывать слабую юридическую основу этих мер бедственным военным положением — значит, как говорит один специалист международного права, «пользоваться рычагом, при помощи которого можно снять с петель все военное право». Но разве в данном случае нет основания для оправдания на основе государственной и военной необходимости, разве воздушная война не принесла Германии всеобщего бедственного положения?.. Использование частной собственности противника происходило в порядке осуществления права реквизиций, вышедшего за юридические нормы военного права и оправдывающегося бедственным положением...

Я перехожу к кампании в Норвегии.

Обвинение называет Розенберга и Редера самыми энергичными заговорщиками, руководившими мероприятиями против Норвегии, и позднее называет Розенберга по этому же делу «пособником в государственной измене» (документ ТС-56).

Квислинг в первый раз увидел Розенберга в 1933 году. Квислинг появился еще раз в Берлине у Розенберга в декабре 1939 года. Последний устроил ему встречу с фюрером. Гитлер заявил, что больше всего он хотел бы полнейшего нейтралитета Норвегии и что он не намеревается расширять театр военных действий и втягивать в конфликт другие нации, но сумеет противостоять дальнейшей изоляции и угрозе Германии. Для создания противовеса растущей деятельности вражеской пропаганды Квислингу была обещана финансовая помощь для развития его движения, базировавшегося на великогерманской идее.