Ньювейв

Вот так началась моя самодеятельность, которая совпала с открытием самодеятельности в «НЧ/ВЧ», куда меня на крупную выставку еще не распавшихся «Новых художников» подтянул Олег Евгеньевич Котельников. Который, как и ранее, по возможности, активно вовлекал меня в творческий процесс. Так, когда мне исполнилось девятнадцать, он попросил составить ему пару в выставочном зале на Охте. Подсунул красочку, и я, спионерив у мамы пододеяльник, выплеснула на него все, что наболело за всю мою жизнь. На следующий день Олег, забирая мою работу, многозначительно хмыкнул, и как выяснилось позднее, многие действительно желающие попасть на эту выставку туда не попали, а возле моей выставленной работы плакали от смеха все художники-бородачи. Чистый стиль (смеются).

Так произошло мое соприкосновение с миром ленинградской живописи того периода. А в этот период, когда неформальное искусство предпринимало очередные попытки институциирования и легализации, напротив дворца «Спартак», в клубе «81» уже заседала художественная комиссия, среди которой с чинным выражения лица посиживал Женя Юфит. А я, уже будучи знакомой с Масловым и Козиным, то есть представителями группы «Дикие», однажды тоже поучаствовала в подобном заседании, забравшись в клуб через окно и прорвавшись в туалет, где и исполнила песню на стихи Олега Евгеньевича «Мама умирала тихо».

М. Б.

Ставшую к тому времени своеобразным панковским гимном.

В. П. Ну, так вот. Постепенно я втягивалась в процесс и как участница выставок, и как администратор. Выставки в «НЧ/ВЧ», куда я зачем-то попала в роли представительного лица и одновременно секретаря, в школьном платье с бабеткой (смеется).

Выставки были очень яркими и собирали неимоверное количество зрителей, побивая рекорды иных, официально заявленных. Там же устраивались концерты, на которые захаживали иностранцы, и контакты с зарубежной общественностью налаживались сами собой, в том числе и через этот клуб. Появление иностранцев и стремление почерпнуть побольше информации извне не могло не отразиться на творчестве и даже стало отдельным символом чего-то нового, достаточно иронично обыгрываемое в работах того периода. При этом модернистский флёр имел отсылы к 20-м годам, что, вероятно, сподвигло Тимура Новикова на регистрацию «Клуба друзей Маяковского». Конечно, это сначала было своеобразным манифестом, но уже к 88-му году, когда выставочная деятельность и фильм «Асса» принесли свои плоды в виде признания, этот клуб материализовался в реальности. И, кстати, в том же «НЧ/ВЧ» прошла выставка, посвященная 95-летию поэта. В клуб вошли как «Новые» и «Дикие», так и многие участники «Популярной механики» и представители параллельного кинематографа. Все, конечно же, было наивным, и всем казалось, что весь мир ждет их творчества, при этом искренне старались этим тезисам соответствовать. В 88 году атмосфера дачной и концертной эйфории продолжалась, и я сошлась в творческом тандеме с Олегом Масловым, открывая для себя все новые и новые творческие горизонты. Одним из которых оказалась кинематографическая студия при заводе «Ломо», часть которой так же умудрились оккупировать творческие маргиналы. Там уже находились Юфа с Женей Кондратьевым и Инал со своими анимационными эксперементами.

С другой стороны, частичная формализация привела на разделение этой шумной и многосторонней среды по интересам и предпочтениям. Одних интересовала только мода и стиль в окружении работ и меценатов, других – брутальные уличные эксперементы и кураж на грани фола. Это мое личное мнение и я не стала бы на нем настаивать, если бы события, которые происходили в дальнейшем, не подтверждали этого. Началось выделение обособленных групп, сосредоточенных на чем-то конкретном, что дало свои всходы в виде разнообразных сквотов, таких как «Тотал джаз» или объединений навроде «Новой академии», «Инженеров искусств» или «Мжалала-фильм». При этом именно в группе, нацеленной на новый академизм, во главе с Тимуром, где продолжался процесс освоения новых пространств, в какой-то момент случился возврат к ретро-эстетизму уже под предводительством Густава, вокруг которого собрался круг лиц, тяготеющих к дендистской стилистике. В каком-то смысле это было продолжением начинаний первой половины 80-х, зарождавшихся на улицах Ленинграда.

М. Б. Думается все же, что это был общий внегеографический подъем, поскольку тот же Гарик развивал эстетику панк-дендизма, и винтаж стал закономерным продолжением бурного смешения уличных стилей. Такие возвраты происходят всегда и везде.

Так было у нас в этот же самый период с неким модовским уклоном на улицах, а здесь костюмная эстетика прижилась на тех же «инженерах». И не забыть бы еще ваше недолговременное явление «ностальгистов». К тому же «академисты» не ограничивались только этим направлением, и стиль проявлялся чуть ли не персонально.