Низами

Тут только начинается основная часть поэмы. Первая беседа идет о сотворении человека в плане коранических [28]] легенд, о грехопадении его и возвышении, как повелителя земного шара. Адам добился этого возвышения, так как от души раскаивался и молил о прощении. Это положение поясняется заключающей беседу притчей. Некто видит во сне тирана-притеснителя и спрашивает его, какая судьба постигла его после смерти. Тиран отвечает, что после смерти он тщетно оглядывался, искал сочувствия, но ни одно существо в мире за него не заступилось. Тогда он понял всю бездну своей низости, устыдился и воззвал к богу, признавая свою вину и умоляя о прощении. Это искреннее признание вины и избавило его от кары.

Смысл этой притчи раскрывает вытекающая из нее вторая беседа. Низами, видимо, рассуждал так. Поставив перед правителем проблему необходимости ответить за свои дела, он может услышать: раз уж совершено столько прегрешений, то кара все равно неизбежна, и потому помышлять об исправлении дела бесплодно. Тонкая правителя на отказ от жестокостей, поэт показывает ему возможность надлежащим поведением искупить вину, как бы старается заинтересовать его в более справедливом отношении к людям, так как оно выгодно ему же самому. Потому-то к первой беседе примыкает вторая беседа - о справедливости. Вся эта глава разрабатывает одну и ту же тему - правосудие выгодно шаху, ибо оно ему же самому несет благо:

Если ты будешь благожелателен к городу и войску, То и весь город и войско будут желать твоего блага.

Город и войско - это противопоставление дружины, носителей оружия, городскому трудящемуся населению.

Если же султан начинает притеснять народ, то он подрывает этим свое же собственное благосостояние:

Разрушитель дома царства - это притеснение,

Всякое счастье - от непричинения обид.

Эту главу иллюстрирует такая притча. Ану-ширван Хосров I, шаханшах Ирана (531-579), на охоте отдалился от своей свиты и попал, сопровождаемый лишь своим везиром (визирем), в разрушенную и заброшенную деревню. Там он увидел двух сов, которые громко кричали, словно переговариваясь друг с другом. Он спросил везира, не знает ли он, о чем эти птицы разговаривают. Тот ответил: «О повелитель, у них деловой разговор. Одна из них выдала за другую свою дочь и теперь требует калыма, а именно, несколько разрушенных деревень, в развалинах которых любят селиться совы».

Другая - в ответ ей; «О чем говорить!

Взгляни, сколько шах наш успел разорить!

С его притеснениями - долго ли ждать?

Сто тысяч развалин смогу тебе дать!»

Слова везира произвели на царя глубокое впечатление. Он немедленно принял меры, обуздал дружину и отменил подати с измученного крестьянства. Потому-то потомство и запомнило его имя и приложило ему эпитет: «Справедливый».

Мы видим, что каждая беседа поэмы завершается притчей. Так построена поэма до самого конца, причем можно думать, что метод построения Низами заимствовал у восточных народных проповедников, обычно оживлявших свои проповеди такими небольшими нравоучительными рассказами. Характерно, что притча в этой поэме не обязательно связана с темой всей вы. Очень часто Низами берет только последнюю мысль, иллюстрирует ее и, делая из притчи ряд выводов, приходит к теме следующей главы. Так вся поэма связывается в одно органическое целое, течет непрерывным потоком, несмотря на некоторую пестроту ее тематики.

Устремление к справедливости не нужно, однако, откладывать: реализовать его следует как можно скорее, ибо жизнь кратка. Отсюда тема третьей беседы - о превратности судеб мира. Низами дает ряд размышлений на эту тему, -широко разработанную еще древним Востоком, и переходит затем к характеристике своего времени. Он считает его тяжким, лишенным добродетелей.

Смотри на наш век! Ведь от бесчеловечности

Опасается человек человека.

Выход поэт видит в одном - укреплении верности, верности слову, верности чувству долга. Это поясняет такая притча. Однажды библейский царь Соломон (у Низами Сулейман), в восточной поэзии олицетворяющий собой высшую царскую мощь, выехал в степь. Он встречает там старика-крестьянина, засевающего землю. Царь говорит, что труд его напрасен. У него нет заступа, нет надежды на получение воды. Но старик спокойно отвечает:

Вода моя - вот она! Это пот спины моей.

Заступ - вот! Это пальцы мои.

Каждый должен знать свою меру и свой долг и не тяготиться тем бременем, которое на него возложено.