Низами

Что у него семь отцов и четыре матери [36]].

Если хочешь, чтобы целостным был твой сын,

Словно сердце, имей одного отца и одну мать.

После смерти Афак всю свою любовь поэт перенес на юного Мухаммеда, которому во всех поэмах посвящены горячие, прочувствованные строки.

Около 1180/1181 года иракский сельджук Тогрул II (1177-1194) обратился к Низами с предложением написать для него новую поэму, посвященную любовной теме.

Так повелел царь царей мира:

Новую любовь заставь подняться на путях мира.

Была обещана новая награда:

Если мы оценим твои права,

Ты, в конце концов, не будешь неблагодарен.

А если мы неподобающе обойдемся с тобой,

Как Фирдоуси, сбавим тебе оплату,

Ты сможешь положить ледяную печать на золото.

Сможешь открыть кружку фука [37]].

Низами получил этот заказ вскоре после смерти Афак. Он решил принять его и создать произведение, в котором центральным образом была бы женщина, носящая черты его покойной жены. Таким путем он рассчитывал создать для нее памятник, который должен был пережить века и навсегда сохранить для потомства ее пленительный облик.

Так возникла поэма «Хосров и Ширин», законченная около 1181 года. Поэма была написана быстро, но не могла быть отправлена заказчику, так как он был занят походами. Поэт мечтает, что шах прочитает поэму и скажет своему атабеку:

…О, завоеватель мира

Откуда у Низами сотни разных проступков?

Не настало ли время обласкать его.

Устроить дела лишившемуся дел?

Такси поэт в углу доколе?

Такой знаток слов без пропитания доколе?

Из посвящения поэмы видно, что хотя заказ и был дан Тогрулом II, но Низами решил посвятить ее атабеку Шемсаддии Абу-Джа'фар Мухаммед Джихан-Пехлевану, правившему в Гандже с 1174 по 1186 год.

В середине поэмы появляется еще имя третьего носителя власти -Музаффараддин Осман Килич-Арслана (1186-1191), вступившего на престол после своего брата Джихан-Пехлевана.

Такое изобилие имен правителей невольно вызывает предположение, что Низами, закончив поэму, хотел во что бы то ни стало добиться какого-то внимания со стороны двора. Если поэт, никогда не стремившийся к богатству и почету и довольствовавшийся самым необходимым для жизни, так добивался внимания, то есть, иначе говоря, какого-либо дара, то совершенно очевидно, что он в это время нуждался. Отсюда и приходится думать, что приведенный выше рассказ Ибн-Биби едва ли правилен. Если бы Низами действительно получил те дары, о которых там шла речь, то едва ли бы он так добивался оплаты. Это предположение вполне подтверждают и собственные слова поэта:

В нищете налаживал я слово,

Но ни он [шах] мне ничего не дал, ни я у него ничего не требовал.

Довольно с меня и того, что наполнил я мир,

Стал благодетелем для моря и рудника.

Впрочем, Низами склонен объяснять такое невнимание не плохим отношением лично к нему, а тем, что поэтов в стране вообще по-настоящему не ценят:

В эту эпоху, если тебя даже и лучше этого одобрят,

Все же не повяжут тебе на шею даже и шерстяной; тесьмы [38]]

Объясняет такое невнимание Низами тем, что люди его времени слепы и не умеют ценить подлинные таланты:

В этой стране, где от тупости

Черна камфора и слеп зрячий.

Надо мириться со всякой невзгодой,

Ибо дурак стоит насмешки.

Придирчивость времени от стыда далека,

Ищи удаления от него, ибо снисхождение от него далеко.

Двум разрядам людей наше время оказывает снисхождение:

Тем, кто умер, и тем, кто еще не родился.

Эти жалобы дополняет такая мрачная характеристика эпохи:

Так сообщай свою тайну лучшему другу,

Словно думаешь, что он - злейший из врагов.

Не говори того, что не следует, перед чужими,

Да не только чужими, а и перед ближайшим другом.

Даже и в уединении скрывай эти мысли от стены,

Ибо и за стенами есть ухо.

Если же не можешь скрыть это от себя,

Не обращайся к этому с помыслами, то есть не думай.

Песнь, которая не годится для пустыни,

Очевидно, не годится и на царском пиру [39]].

Вспомним жалобы Хакани на то, что его окружают шпионы и доносчики. Судя по словам Низами, и в Гандже атмосфера была не лучше, и любое, не вовремя сказанное слово могло привести к тому, что палач, по выражению поэта, «начинал играть мечом».

* * *

Выполняя данное ему поручение - создать поэму о любви, Низами прежде всего обратился к историческим хроникам древнего Ирана. Его внимание привлек образ прекрасной Ширин, верной возлюбленной, своей смертью доказавшей преданность своему избраннику. Имя Ширин упоминается в византийских, сирийских и арабских хрониках; сомневаться в том, что она - лицо историческое, не приходится. Повидимому, вокруг нее и ее мужа - последнего выдающегося правителя домусульманского Ирана Хосрова Парвиза (вступил на престол в 590 году, был убит в 628 году) - уже в IX-X веках сложился целый большой цикл преданий. Известный арабский историк Табари (умер в 923 году), рассказывая о правлении Xосрова, говорит, что любимой его женой, носившей титул «госпожи», была Ширин.