Низами

Таким образом, из крайне несложного арабского предания Низами удалось создать стройную поэму, привлекающую своей гармоничностью и своей органической спаянностью. Можно думать, что именно эти свойства поэмы, наряду с «литературным» характером ее героя, и обеспечили ей исключительный успех на всем Переднем Востоке.

Количество поэм, написанных в подражание «Лейли и Меджнун», крайне велико. Из более известных можно назвать: на персидском языке двадцать, на среднеазиатско-тюркском (староузбекском) - одну, на азербанджанском - три, на анатолийско-турецком (османском) - четырнадцать, на курдском - одну, на таджикском - две (возникшие уже в конце XIX века). Европейских читателей может удивить, почему эта тема могла так упорно привлекать к себе внимание. Но если учесть особенности быта, вспомнить об абсолютной родительской власти, о почти полной невозможности для молодежи мусульманских стран распоряжаться своей судьбой, то станет понятно, что на всем протяжении действия этого семейного уклада тема поэмы должна была находить себе живейший отклик почти во всех слоях общества. Вместе с тем понятно, что с разложением феодализма, с изменением уклада жизни должен был ослабеть и интерес к этой теме. Она хотя и звучит в новых романах, возникавших уже в наши дни в Турции и Иране, но претерпевает изменения, придающие облику несчастного влюбленного совершенно иной характер.

ГОДЫ СТАРОСТИ. «СЕМЬ КРАСАВИЦ»

Прошло около восьми лет, которые Низами, вероятно, провел, попрежнему отдавая свой досуг изучению доступных ему научных трудов и художественных произведений. Об этих годах его жизни мы ничего не знаем, да они, вероятно, и не были богаты внешними событиями. Но вот в его доме снова появился царский гонец, сообщивший ему такую весть:

Выведя молодой месяц из праздничной ночи

Так, чтобы из-под покрова мрака

Никто не мог разглядеть его от тонкости.

Была обещана и награда:

Труд твой проложит путь кладу.

Ведь уносит клад всякий, кто трудится.

На этот раз заказчик не счел себя вправе указывать поэту тему нового произведения и предоставил выбор самому поэту. Низами, приняв заказ, снова обратился к старым хроникам. Долго он перелистывал их страницы, пока, наконец, не остановил свой выбор на легенде о Бехрам Гуре. Так возникла четвертая поэма Низами «Семь красавиц», законченная, как он сам указывает, 31 июля 1196 года посреди ночи. Писалась она все в той же Гандже:

Я, который заключен в своей области,

И закрыт мне путь бегства взад и вперед,

Книгу привязал я к почтовой птице,

Дабы снесла она ее к шаху, а я освободился от заказа.

Заказ теперь пришел из Мераги от представителя династии Аксонксридов Ала-аддин Корпа-Арслана (1174-1207/1208). Шах этот, видимо, был любителем литературы, ибо известны и другие книги, ему посвященные. Упоминает Низами в своей поэме, кроме самого правителя, и двух его сыновей - Нусратаддин Мухаммед-шаха и Ахмед-шаха.

В годы, когда шла работа над новой поэмой, поэт, которому тогда уже было около пятидесяти пяти лет, начал чувствовать себя плохо:

Я, у которого свежести не осталось, как у ивы,

Тюльпан [56]]стал желтым, а фиалка [57]]- белой,

Я от недомогания перестал

Одевать кулах [58]]и опоясываться.

Служил я, как истинный муж,

Но, по правде, теперь я уже не тот муж.

Время схватило и так связало меня,

Обычай времени таков.

Когда я еще не падал, сломаны были у меня крылья.

Теперь, когда я упал, каково будет мне!

Из этих строк видно, что здоровье Низами пошатнулось. Но, невидимому, случилось и еще что-то. О каком падении говорит он? Речь может итти о каком-то несчастном случае, но возможно, что имеются в виду какие-то недоразумения с правителями. Во всяком случае, из обращения к богу в начале поэмы видно, что Низами опасается полной нищеты и молит охранить его от необходимости прибегать к кому-то за помощью:

Так как в дни юности, благодаря тебе,

Я от твоих врат ни к чьим вратам не ходил,

Ты всех посылал к моей двери,

Я не просил об этом, ты все же посылал,

То теперь, когда я пред твоим престолом состарился,

Помоги и защити от того, чего надо страшиться.

Из обращения к сыну видно, что Мухаммед все еще был при отце. Характер советов юноше меняется. Если раньше отец говорил о выборе профессии, то теперь он хочет направить его на путь той высокой моральной чистоты, которой отличался он сам. Поэт мечтает о том, что сын прославит его имя:

Чтобы там, где я заключен,

От твоего величия я был возвеличен.

Попрежнему Низами крайне сурово оценивает людей своего времени. Он утверждает, что в его дни успехом пользуются не те, кто этого достоин, а люди, которым случайно повезло. Более того:

От беды не в безопасности именитые,

Опасности не знает только дело тех, кто лишен ценности.

От притеснений и тирании страдает вся страна:

В этой гробнице нет муравья,

На котором не было бы клейма руки насилия.