Нижний горизонт

— Давай, Маркелова, отвечать не за государство — об этом и повыше нас есть кому позаботиться, — а за свое дело. Ты что, против плана?

— Нет, — сказала Лена. — Я против того, чтобы ради плана приучать людей к нечестности. Они ведь не цифры, все видят.

Директор прекрасно все понимал и без нее — Лена по глазам видела. Это только в кино приходит к начальнику рабочий, открывает ему на правду глаза, и тот сразу становится добрым и справедливым. Сколько лет она в типографии работает И сколько директор? Притом первого попавшегося на такую должность не поставят.

Наверное, директор не столько с ней спорил, сколько с собой. Бумаги нет, потому что дерево идет не на бумагу, а на бруски вместо марзанов. Газолиновый завод выпускает мало сырья для марзанов, потому что тратит деньги на ненужные инструкции. Смешно, конечно, обвинять во всех этих бедах маленькую типографию. Но ведь таких типографий и газолиновых заводов по стране тысячи — представить себя начальником их всех нам скромность не позволяет? Черт с ней, со скромностью, зато польза какая бы была!

Как бы в ответ на ее мысли директор сказал:

— Все это, Лена, я и без тебя знаю. И как вы на руках свинец из гартоплавки носите, вижу, и что в наборном цехе вентиляции нет, и что склад новый надо. Я на коленях в Казани валялся, просил тысяч десять на реконструкцию — ноль! Ругают меня еще почище, чем ты, на каждом исполкоме — и попробуй докажи, что если в прошлом году всему району на пятилетку вперед бланков наштамповал, в нынешнем их никто заказывать не будет. А ведь типография работать должна, люди семьи кормить должны, газета выходить обязана? И тут еще ты…

— Рашид Олегович, почему бы вам об этом на собрании не сказать? Когда люди думают, что так будет всегда, они привыкают к…

— Покажи мне границы Татарии! — перебил директор и ткнул пальцем себе за спину.

— Это же политическая карта, — сказала Лена, — здесь все республики красного цвета.

— Во-от, — учительским тоном сказал директор, — если нарисовать все на одном листе, получится хаос. Жаловаться, что нам краску не шлют, шрифты не заменяют, валики износились? Тогда рабочие все «марашки» на оборудование сваливать начнут. Сказать, что для экономии бумаги нам надо за сокращение заказов, а не за перевыполнение бороться? Не все же еще сознательные, Лена!

— Зря так думаете, Рашид Олегович, — сказала Лена. — Ну что Паневич только деньги интересуют… и то, четверо детей. А вот вчера ко мне подошла уборщица Рая и пожаловалась, что ее в соревнование не включили. А ведь она на повременке и знает, что премии за победу не получит.

— Почему тебе пожаловалась, а не председателю месткома?

— Видно, побоялась, что та ее письменно, в трех экземплярах, составлять заявление заставит.

— Напрасно ты иронизируешь, Маркелова, — сказал директор. — Суховата Анна Андреевна, зато аккуратна. Знаешь, какой хаос у нас в кассе взаимопомощи до нее творился? А банкеты эти за профсоюзный счет? Главное — честность, а остальное приложится!

Лена сама понимала, что честность — основное в человеке. Не для начальства, не для окружающих честность, а для себя — когда никто не видит. Можно и четверть рулона «афишки» списать — инструкция позволяет, и план реализации вдвое перекрыть — за это похвалят даже. Да ведь себя-то всякими фразами не обманешь, и не может быть, чтобы директор думал по-другому. Почему же они спорят? Одно ясно, своему руководству все это директор сказать не хочет. А может —. боится?

Посидели еще, директор спросил, долго ли она собирается работать в типографии, и Лена ушла. Острый разговор вышел. На проблемы она ему глаза не открывала, нет — Лена хотела, чтобы директор, наконец, перестал бояться рабочих. Разве они не знают, откуда на реконструкцию или на новый станок деньги пойдут? Пусть и он знает, что рабочие это прекрасно понимают. Не у всех из них десятилетнее образование, но сердцем-то каждый за государство стоит!

А в коридоре ее встретила Сычева.

— Лена, — сказала она, — ты что, уже читала постановление райисполкома? А откуда же так хорошо о наших недостатках знаешь? Вы так громко говорили за стенкой…

— Нет, Анна Андреевна, — ответила Лена, — постановление мне никто не давал читать. Если бы я прочитала — молчала, иначе было бы неблагородно.

День у Лены прошел неплохо, и домой она шла с легкой душой. Она заметила закономерность — чем лучше день на работе пройдет, тем сильнее домой спешишь. Настроение не омрачало даже письмо отца, лежащее в кармане. Обычно, когда она получала «весточку», в душе закипала обида — как он может читать нравоучения, когда сам… Вот и снова пишет: