…Но еще ночь

Тюрк говорит: „Там, где в игру вступает личный интерес, субъективность, себялюбие, там истина посылается ко всем чертям. Если, таким образом, себялюбие, субъективность и ложь суть родственные понятия, то противоположность себялюбия, любовь, чистый интерес к самим вещам, объективность теснейшим образом связаны с истиной“ (с. 4). Нет, и трижды нет! Где личный интерес, субъективность, себялюбие человека настолько облагорожены, что он заинтересован не только в собственной персоне, но и в целом мире, там единственно и лежит истина; если же человек столь убог, что он лишь через отрицание своего личного интереса, своей субъективности в состоянии заботиться о больших гешефтах мира, то он живет в злейшей лжи существования. […] Не отрекаться от себя должен человек; он не может этого. И кто говорит, что он может это, тот лжет. Но себялюбие способно вознестись до высших интерeсов мира. Я могу заботиться о делах всего человечества, потому что они в такой же степени интересуют меня, как мои собственные, потому что они стали моими собственными. „Собственник“ Штирнера — не ограниченный индивид, замкнувшийся в себе и предоставляющий миру быть просто миром; нет, этот „собственник“ есть настоящий представитель Мирового Духа, который приобретает себе весь мир как „собственность“, чтобы таким образом распоряжаться делами мира как своими собственными делами. Расширьте лишь прежде вашу самость до самости мира, и поступайте затем всё время эгоистично. Будьте как торговка, торгующая на рынке яйцами. Только заботьтесь из эгоизма не о гешефте яиц, а заботьтесь из эгоизма о мировом гешефте!»

Базель, 23 октября 2007

Что я имею в виду или к кому я обращаюсь, когда называю себя Я?

Добрый день, я хочу оговорить некоторые условия, прежде чем перейду непосредственно к теме. Тема сегодняшней лекции, с одной стороны, классическая, традиционная. Это почтенная академическая тема, имеющая солидное философское прошлое. Но, с другой стороны, то, как я намерен её трактовать, не имеет отношения ни к какому академизму. Это значит: я собираюсь излагать её не под знаком номинализма. Что меня интересует, так это не терминологические вязи, а единственно и абсолютно — очевидности. Можно вспомнить в этой связи феноменологический метод, разработанный Гуссерлем в ХХ веке. Вам, я думаю, известен его знаменитый призыв «K самим вещам» : от слов о вещах, от дискурсов к самим вещам. Некоторые коллеги даже обвинили его в мистицизме, потому что в интеллектуальной философской традиции уже тогда слова о вещах успешно вытесняли сами вещи, и говорить о вещах, имея в виду сами вещи, а не слова о вещах, казалось мистикой.

Так и хочется сказать: если это мистика, то лучше быть мистиком и держаться самих вещей, чем жонглировать словами. Я упомянул феноменологию не оттого, что являюсь феноменологом, а просто оттого, что из всех мыслительных практик, обладающих более или менее прочным местом в пространстве философской публичности, она ближе всего отвечает моему замыслу. Метод моего изложения — апелляция к очевидности, и я прошу вас не терять этого из виду. Времени у нас мало, а тема сложная. На что я могу, как минимум, рассчитывать, так это на то, чтобы взять её на прицел.

Говоря откровенно: поскольку я сижу здесь, а вы напротив, и мне уделен час на монолог, я хочу оговорить одно условие. Условие заключается в том, что я прошу вас, насколько это возможно, забыть обо всем, что вам известно на эту тему. Имеются в виду прочитанные книги и размышления о прочитанном, собственные мнения, догадки, доводы, убеждения. Всё это желательно, по возможности, отстранить и положиться единственно на восприятия, на то, что можно назвать здравым смыслом и адекватным восприятием.

Потому что вещи, которые я собираюсь излагать, могут быть поняты единственно под этим углом зрения, если их воспринимать без всяких предвзятостей, без всяких заранее предпосланных теорий, воззрений, мнений, точек зрения, а просто, полагаясь на очевидность восприятия. Очевидность ведь и есть такой модус восприятия, в котором вещь отвечает не стандарту прокрустова ложа, а дана как САМА. Этой очевидности я и добиваюсь. Насколько это мне удастся, другой вопрос. Главное, опираться на НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ восприятие того, о чем идет речь. Специфика этого восприятия в том, что оно нечувственно, потому что нечувственен сам его предмет. Этот предмет есть понятие и носит имя Я.

Поэтому, говорить о Я в режиме очевидности, значит иметь дело не просто с понятием, а с ПЕРЕЖИВАНИЕМ понятия. Понятие должно быть перемещено в сферу восприятия, стать ощущаемым, а мы, чтобы понимать, о чем идет речь, должны воспринимать его, как саму вещь, потому что в мире философских очевидностей ПОНЯТИЕ И ЕСТЬ САМА ВЕЩЬ, данная в перспективе умопостигаемости, а не рукоприкладства.