Но кому уподоблю род сей?

В заключение истолкования сего фрагмента подчеркнем на всякий случай, что пища в данном контексте — образ высшего, совершенного, истинного, божественного знания, а не знание, полученное кем-то из иного источника, ибо знание этого рода шифруется на языке библейских иносказаний иными символами. Мы должны предупредить читателя, что наше нынешнее истолкование этого рода пищи, а мы будем говорить об идоложертвенных яствах, носит предварительный характер и не будет полным до тех пор, пока мы не осознаем полностью всей глубины опасности идолов и идолопоклонства.

4

Обращаясь к теме идоложертвенного и иного рода нечистой пищи, мы считаем нужным заметить, что мы ни в коем случае не можем разделить мнения тех, кто привык думать, что мол, разъясняя вопрос идоложертвенного в послании к Коринфянам, Апостол Павел просто дает буквальные указания жителям города, на торговой площади которого часто продавалась пища, принесенная в жертву ложным богам. Те, кто придерживается такого примитивного взгляда, по сути утверждают, что богодухновенная проповедь Павла преходяща и суетна, ибо из их рассуждений с очевидностью следует, что слова Апостола уже отжили свое и не имеют в наше время никакой иной ценности, кроме чисто исторической. Отстаивая наше мнение в полемике с обладателями такой точки зрения, мы не имеем права не напомнить читателю в очередной раз, что «чисто

слово Господа» (2 Цар 22:31); «всякое слово Бога чисто» (Прит 30:5).

Итак, всякое слово Бога чисто и вечно, оно не может быть суетно и преходяще, а если так и кажется кому-то, то это не свидетельствует ни о чем другом, как о том, что этот кто-то просто заблуждается. К дальнейшим нашим рассуждениям присовокупим другие слова Павла: «Все Писание богодухновенно.» (2 Тим 3:16), - а это означает, что — мы в десятый раз повторяем эту прописную истину — помимо буквального смысла существует в Писании и высший, духовный смысл. Так вот, о нем-то мы и прилагаем столь много заботы в анализе указаний Павла об идоложертвенных яствах и иного рода нечистой пищи, о которой идет речь в Писании.

Хотя мы и упомянули об идолах и идолопоклонстве, логика нашего повествования требует рассмотрения в первую очередь иных видов нечистой пищи. Говоря о запретной пище, нельзя оставить без внимания две выдержки из Деяний, где речь идет о том, чтобы христиане «хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда.» (Деян 21:25; 15:20). Коль скоро в настоящей главе идет речь о пище, то оставим блуд в качестве материала будущих исследований, и зададим вопрос: образами чего являются такие разновидности нечистой пищи? И в чем смысл такого запрета?

Начав с крови, мы должны сразу сказать, что корни подобных запретов восходят к самым древним Писаниям, к первой книге Моисеевой: «плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте.» (Быт 9:4). Запрет на потребление в пищу крови основывается на том, что «душа тела в крови; ...душа всякого тела есть кровь его.» (Лев 17:11,14).

В поисках ответа на вопрос о запрете потребления крови в пищу мы не имеем права обойти и заповедь Иисусову — призыв противоположный: «пейте... ибо сие есть Кровь Моя...» (Мф 26:27,28; Мк 14:23,24). Но, как мы уже выяснили, Кровь Христова обращается в вино, что символизирует откровение Духом Святым. Любая же другая кровь подпадает под запрет на потребление в пищу, ибо она связана с таким откровением, источником которого могут быть любые духи, но никак не Дух Святый, а такие духи названы Священным Писанием нечистыми духами, бесами.

Философский аспект откровения, даваемого бесами, равно как и продажи души диаволу, достаточно освещен мировой литературой, чтобы и нам останавливаться на этом вопросе. Приведем лишь один пример. Итальянский скрипач и композитор XVIII века Джузеппе Тартини не скрывал, что видел сон, в котором он заключил с диаволом договор, подобный тому, что был заключен с доктором Фаустом, и протянул диаволу скрипку, на которой тот сыграл композитору удивительную по красоте сонату. Проснувшись, скрипач первым делом взялся за инструмент и попытался воспроизвести слышанную от диавола музыку. Но тщетно. И все же написанная по мотивам слышанного во сне соната, впоследствии и названная соответственно — «Дьявольская трель», является, по всеобщему признанию, лучшим произведением Тартини.