No Name

Я смотрел на стоявшие на полках бутыли с вином и, отвлекая свои мысли от холода, удивлялся, что даже в такой темноте стекло может порождать блеск, матовый, но заметный для глаз блеск.

Как раз, наверное, в это время на площади святого Лаврентия должен был бы звучать выбранный мною гимн города, который так и не стал вольным. Странно думать, что именно сегодня должен быть отпразднован первый День Независимости…

Все-таки это была прекрасная мечта! И вот только там, в погребе, я смог по-настоящему ее оценить. Даже обидно стало, что, наслаждаясь собственной свободой и мечтая о том, чтобы она продлилась до конца моей жизни, я практически ничего не сделал для этого. Даже проблема создания или поиска гимна была для меня довольно обременительной, а о чем-то еще я и думать не хотел: каждому свое – мне был поручен гимн, Тиберию – герб, остальным – бескровная или "кровная" революция и последующее построение свободного города-государства. Еще одна утопия окончилась приказом "Пленных не брать!"

Это была прекрасная мечта. Наверно, единственная в своем роде.

И именно за ее неудавшееся осуществление отдали свои жизни ребята, получившие из рук генерала Казмо боеприпасы, а из уст его – весь набор призывающих к подвигу слов. "До последнего патрона… святая обязанность… свобода или смерть…" Ферзи никогда не погибают. В крайнем случае, они сдаются. Погибают пешки…

Но все-таки это была прекрасная мечта.

Я провел рукой по торцевому кругляшу бочки – гладко обтесанный дуб потом опустил ладонь на деревянный краник, находившийся почти на уровне днища. "Интересно, – подумал я, – неужели вино в бочках не дает осадка?!"

А холод уже огрубил кожу моих рук, лишив ее гладкости.

Но ведь никто не отменял сегодняшний праздник. Никто не объявлял о том, что он не состоится. Просто те, кто знал о нем, или погибли, или убежали, или, как я, где-то прячутся… И никто не может мне помешать отпраздновать этот день здесь, в чьем-то погребе… Никто?! Это я опять преувеличиваю. Могут, очень даже могут помешать, обнаружив меня здесь и помня о приказе: "пленных не брать".

Но я не собираюсь лишать себя этого, может быть последнего для меня праздника!

И я открыл краник и услышал, как зажурчал ручеек вина, проливаясь на пол погреба. Я подставил сложенные лодочкой ладони, подождал, пока они наполнились почти "до краев". Потом поднес ко рту…

– За свободу! – произнес я и окунул губы в прохладное, чуть-чуть терпкое вино.

После двух жадных глотков мой "ручной бокал" опустел и я снова подставил его под журчащую струю.

Кажется, вино помогало от холода. Во всяком случае я больше не думал о сырости.

Я пил, пока не почувствовал, как отяжелел мой язык. А когда почувствовал это, то решил, что пришла пора петь гимн. И, выровнявшись, вытерев мокрые от вина ладони о спортивные брюки, я запел, безбожно фальшивя, но совершенно искренне:

Пусть всегда будет солнце,

Пусть всегда будет небо,

Пусть всегда будет мама,

Пусть всегда буду Я…

Ну вот, думал я допев гимн, торжественная часть праздника окончена и теперь можно расслабиться. А как можно расслабиться, если ты сидишь в темном погребе, сидишь ночью, и только в одном тебе повезло – это винный погреб.

И я снова подставляю ладони под струю и, набрав в них вина, "умываю" лицо. Потом снова набираю и пью, пью. Потом облизываю ладони ленивым языком и снова подношу их под краник.

Жаль, что не на чем сидеть. Но ничего, еще немножко вина, и я смогу комфортабельно устроиться прямо на полу, но, конечно, не в винной луже.

А праздничное настроение уже при мне и я даже внутренностями своими чувствую эту долгожданную независимость…

Эту полную независимость сегодняшних событий от меня…

И мою полнейшую зависимость от них…

И еще немного вина в мои ладони… Я выпью это вино в другом углу погреба. Я совсем забыл, что спустился сюда по ступенькам.

Присаживаюсь на холодный бетон и думаю о том, что напоследок необходимо произнести хотя бы один значительный тост.

А глаза слипаются и мысли мои скорее напоминают кроссворд, чем связную идею.

Но все-таки я разглядываю этот мысленный кроссворд и шепчу произносить громко мне уже не под силу – тост, кажущийся мне удачным:

– За День Зависимости!..

А глаза слипаются; отяжелевшие руки устали держать в сложенных лодочкой ладонях вино, но вылить его на пол жалко, да и стыдно не выпить после такого тоста.

Еще один глоток и я снова вытираю мокрые ладони о свои спортивные брюки, а глаза уже закрываются и я сдаюсь. Не осталось во мне больше бодрости, чтобы сопротивляться наступающему сну. И, опустив голову на поджатые под себя колени, я ухожу в завтра.

Моя ночь длилась недолго. Холод оказался в конце концов сильнее сна.

Еще находясь в состоянии полудремы, чувствуя винную тяжесть в голове, я попытался вырваться из этого холода и, превозмогая дрожь в коленях, поднялся по бетонным ступенькам погреба к выходу и распахнул дверцу.

Низко свисавшие звезды заглядывали мне в лицо. Теплый, ласковый, как женские пальцы, ветерок дотронулся до щек, до подбородка.

Густое черно-синее небо начиналось сразу над головой и я мог дотянуться до него руками.