№44, Таинственный незнакомец

Мы не встретили ни души, пока шли по мрачному коридору от моей комнаты к парадной лестнице и на полпути вниз, потом сразу увидели большое скопление людей, наших и деревенских; они были вооружены и стояли двумя рядами, образовав двойной заслон через всю залу; маг, пожелай он выйти из замка, не мог их миновать; посреди живого коридора возвышалась грозная воинственная Катрина с ножом в руке. Я невольно оглянулся; и позади стеной стояли люди, смутно видные во мраке, поджидавшие мага в укрытии и теперь молча сомкнувшиеся за его спиной. Мэри Джи, очевидно, решила, что с нее хватит, и исчезла.

Когда люди, стоявшие внизу, увидели, что их план удался и намеченная жертва угодила в ловушку, они испустили торжествующий вопль, не очень искренний, как мне показалось; я уловил в нем нотку сомнения: пожалуй, эти люди не так уж радовались, что поймали птичку в сети, - они скорей изображали радость, а сами тем временем усердно крестились, что, по-моему, выдавало сомнение.

Сорок четвертый невозмутимо спускался вниз. Когда он стоял уже на последней ступеньке, в зале началось смятение, отовсюду послышались возгласы:

- Пришел отец Адольф, пропустите его!

Священник, тяжело дыша, прорвался сквозь один из рядов и преградил путь Катрине, рванувшейся к Сорок четвертому, принявшему обличье мага.

- На помощь, все сюда, остановите ее! Ослы, если вы позволите ей убить злодея, он избежит костра инквизиции!

Заговорщики бросились к Катрине, и с минуту она боролась в самой гуще колыхавшейся вокруг нее толпы; я видел лишь голову Катрины и ее вытянутую руку, сжимавшую нож. Сильный голос Катрины страстно изливал ее чувства, легко перекрывая и общий шум, и приказания священника:

- Пустите меня, я убью его, он сжег мое дитя, моего дорогого мальчика!

- Не подпускайте ее, не подпускайте!

- Он не достанется церкви! Его кровь моя по праву, прочь с дороги! Я убью его!

- Назад! Женщина, назад! Я приказываю! Оттащите ее назад, мужчины вы или не мужчины? Где ваша сила? Что вы, малые дети?

- И сотня таких, как вы, меня не остановит, хоть я и женщина!

Катрина действительно высвободилась одним мощным рывком и, размахивая ножом, подавшись всем телом вперед, как бегун, ринулась по живому коридору в сгущавшейся тьме.

Вдруг перед ней разлился ярчайший свет! Катрина подняла голову, и он озарил ее смуглое лицо, совершенно преобразив его своим волшебным сиянием, как, впрочем, и все вокруг - зал с мраморными колоннами, испуганных людей. Катрина выронила нож и повалилась на колени, молитвенно сложив руки; остальные последовали ее примеру и замерли, коленопреклоненные, с благоговейно сложенными или протянутыми вперед руками, осиянные неземным светом. На том месте, где только что был маг, стоял Сорок четвертый во всем блеске своей небесной красоты и молодости, лучезарный, как солнце; от него исходил ярчайший свет, он был, словно тканью, обвит немеркнущим лазоревым пламенем; Катрина подползла к нему на коленях и, склонив старую голову, поцеловала его ноги; Сорок четвертый нагнулся, ласково потрепал ее по плечу, коснулся губами седых волос и исчез! На замок вновь опустилась тьма, и две-три минуты ослепленные люди не видели даже ближайшего соседа. Потом глаза стали различать темные фигуры; одни все еще стояли на коленях, другие лежали на полу без чувств, третьи бродили, пошатываясь, прижав руки к глазам, будто свет причинил им боль. Катрина ходила взад и вперед нетвердой походкой, а нож ее валялся посредине залы.

Идея с затмением была превосходна, она очень помогла Сорок четвертому; впечатление в любом случае было бы сильным и ярким, но, благодаря затмению, оно стало величественным и ошеломляющим. На мой взгляд, Сорок четвертый показал себя знатоком своего дела, сам он заявил, что заткнул за пояс Барнума и Бейли{39}, но, пожалуй, хватил через край: провинция, как-никак; для меня это была китайская грамота, впрочем, и на китайском его слова вряд ли имели смысл; он их приплел к случаю, потому что они звучали по-ученому, а для него звучание было, как правило, важнее смысла. Среди всех любителей красного словца он был самый ярый.