Ночь лунного страха

— Ну что ж, — Никита внимательно взглянул в ее разгневанное лицо. — Пожалуй, пришла пора объяснить вам, что я здесь, как вы однажды выразились, «поделываю».

— Да уж объясните, пожалуйста.

— Хотите послушать вот это? — и он протянул Ане свой диктофон.

Аня вспомнила, как они с Дэзи поначалу посмеивались над его привычкой ходить повсюду с диктофоном и все пытались угадать, что же он на него набалтывает. Дэзи тогда сказала: "Это, очевидно, называется «Заметки оболтуса».

И вот теперь «оболтус» сам нажал кнопку, и Светлова услышала его голос на пленке:

"Семь часов тридцать пять минут. Апрель двенадцатое. 2001 год.

С утра она стоит на балконе и будто бы любуется восходом солнца. Потом начинает нежными легкими движениями обрывать увядшие лепестки маленьких вьющихся роз, украшающих ее балкон. Снимает их осторожно, легко, как пушинки, и отпускает на волю.

И они летят, легко, как перышки, планируя вниз на траву. Или уносятся вдаль… И она провожает их взглядом человека, загадывающего желание. Очень поэтично! Так дети пускают кораблики или воздушные пузыри… Однако даже страшно подумать, какое желание она загадывает.

Следует с очевидностью отметить, что она совершенно не похожа на преступницу. Право же, у нее такое возвышенное, одухотворенное выражение лица… Что, впрочем, вполне совпадает с показаниями всех, кто с ней сталкивался: она производит самое благоприятное впечатление и вызывает у людей безусловное доверие.

Итак, она совершенно не похожа на человека, способного на то, в чем ее подозревают. И Она не похожа ни на одну из своих фотографий по той простой причине, что их просто не существует. Что вполне естественно, если не забывать, что «объект X» — крайне жестокое, предусмотрительное, обладающее звериной проницательностью и осторожностью существо. Да, увы, именно существо — слово «человек» тут неуместно. Разумеется, «объект X» постарался, чтобы у полиции не было его фотографий. Она, по свидетельствам очевидцев, всегда избегала фотографов, избегала сниматься. Очень осмотрительно, методично уничтожала все свои изображения.

Итак, не следует забывать, что «объект X» крайне жесток, предусмотрителен, осторожен. Но даже я иногда забываю об этом, увы.

Я, увы, становлюсь, наблюдая за ней, поэтом и перестаю быть детективом. Как мило любуется она восходом и наблюдает за полетом розовых лепестков.

Однако не следует упускать из виду момент раздвоения, который может быть первостепенен при анализе поведения такого рода объектов. Она может быть убедительна в обоих своих обличьях.

Это и поэтическая натура, которая любуется полетом розовых лепестков. И одновременно «объект X», который, разумеется, не исключает возможности, что кто-то наблюдает за ним в бинокль из окна дома, находящегося напротив, скрытый приспущенной занавеской, как это делаю в данный момент я.

Двадцать часов десять минут. Апрель двенадцатое.

2001 год. Она любит пиво. Из напитков на ужин почти всегда заказывает небольшую бутылочку «Хольстена».

Давеча, проходя мимо ее опустевшего уже стола, я таки прихватил пустую бутылочку и непринужденно опустил ее в необъятный карман необъятных же штанов марки «Аберкромби», самой раздолбайской марки из тех, что выбирает поколение пепси. Выбрал их и я, чтобы поддержать имидж путешествующего шалопая.

Очень удобные штаны. В них можно при желании и сервиз унести, не то что бутылочку объемом 0,3 литра.

Отпечатки пальцев преступницы, в отличие от ее фотографий, у Интерпола есть".

На этом месте Сыщик выключил диктофон, и в комнате наступила гнетущая тишина.

— Какие же преступления совершает эта.., эта женщина? — наконец спросила у него Анна.

— Вы знаете, что это за портрет? — вопросом на вопрос ответил он, протягивая ей вырванную из какого-то журнала страницу.

Светлова взглянула. Это была репродукция какого-то портрета.

— Его написала очень известная сейчас на Западе художница, — пояснил Никита. — Этот портрет очень знаменит. Когда-то произвел настоящую сенсацию и просто шокировал публику. Не слышали о нем?

— Нет… — Аня покачала головой. — Я плохо знаю современное искусство.

И Светлова снова стала разглядывать изображенную на портрете женщину. Понять, в чем дело, было непросто, но это лицо на портрете, безусловно, завораживало, вызывая безотчетный, леденящий душу страх.

— Кто это?

— Видите ли, это портрет знаменитой преступницы.

— Той самой? Вашей?

— Нет, ну что вы… Та, что изображена здесь, давно уже казнена и вошла в историю криминалистики.

Однако преступления этих женщин схожи.

— А что так шокировало публику?

— Обратите внимание на технику, в которой выполнен этот портрет. Она вам знакома?

— Пуантилизм? Точки… Мазок кисти в виде точки. Так писали великие французские художники Синьяк. Сера…

— Да, только посмотрите, что здесь вместо точек!

— О, боже… Неужели…. Это детские ладошки?

— Да. Это крошечные отпечатки детских рук.

— Неужели эта женщина?..

— Да… Ее жертвами были дети. И я всегда вожу этот портрет с собой, чтобы…

— Чтобы — что?