Они подошли к дому, ничем не выделявшемуся из других таких же на улице - приличных, скромных, солидных, похожих на своих владельцев купеческих домов - двухэтажному, под острой черепичной крышей и с пристроенной лавкой. Сестра Тринита вскинула голову. Окна второго этажа, выходящие на улицу, были закрыты ставнями. Кристина постучала. Открыла им полная женщина в зеленом платье, переднике и барбетте. Салли, надо думать. Если Кристина, благодаря молодой выносливости не выглядела утомленной, то на ее лице усталость мог прочитать даже неграмотный.
- Мир дому сему.
- Благослови вас Бог, сестра. - Она отступила пропуская их внутрь.
- Девочка рассказала вам? - Салли остановилась на нижней ступеньке лестницы.
- В общих чертах. Я должна осмотреть больного. - Сестра Тринита шагнула вперед. Она знала расположение комнат в подобных домах. Спальни должны находиться наверху. Но домоправительница не спешила пропускать ее.
Она явно разрывалась между двумя чувствами - желанием помочь хозяину и ... да, это был стыд.
- Тебя что-то смущает, добрая женщина?
Та принялась теребить края передника.
- Он болен уже три недели ... ничего не ест ... очень слаб ... не встает с постели ...
- Это я уже знаю.
Домоправительница имела вид крайне подавленный.
- Несмотря на слабость... он буйствует... и тогда бывает очень силен, словно бес в него вселился... И не позволяет ни мыть себя, ни переодеть, ни постель сменить...
Ну, ясно. Этот дом, чистый, всегда содержащийся в порядке, и эта женщина, такая аккуратная и степенная... Ее подобные вещи должны смущать больше ворожбы.
- Салли, - мягко произнесла бегинка, - мне приходилось работать в чумных бараках.
Домоправительница обреченно повернулась и стала подниматься по лестнице. Остальные двинулись за ней.
Переступив порог комнаты, сестра Тринита замерла. Ее трудно было поразить. Годы, проведенные в уходе за больными, давно отучили ее от такого понятия, как физическая брезгливость. Но все-таки слишком уж разительно было несоответствие между обликом того, кого бегинка только что вспомнила на улице, и того, кто лежал перед ней на замызганной постели. Она запомнила сильного, красивого мужчину в хорошем добротном кафтане, а теперь это был обтянутый кожей скелет, завернутый в грязные тряпки - потому что, надо полагать, за время болезни он так и не раздевался.
Бегинка подошла к окну, отперла ставни и распахнула их.
- Но...
Не дожидаясь возражений, бегинка уже распахивала второе окно.
При дуновении ворвавшегося в комнату свежего воздуха больной заворочался в постели. Глаза его оставались закрыты, но видно было, как под запавшими веками ходят глазные яблоки.
- Что сейчас будет... - прошептала Салли.
- Кто еще есть в доме?
- Эрик. Приказчик. Он в лавке сейчас.
- Кристина, иди за ним. Пришлешь его сюда, сама останешься там. А ты, Салли, тащи сюда бадью воды и чистого белья.
- Но...
- Я сказала!
Тон исключал всякую возможность спора.
Как только обе женщины удалились, сестра Тринита, швырнув плащ на конторку, подошла к постели. И вовремя, больной неожиданно резко - при таком истощении - сел и открыл глаза. Мутные, дикие, ничего не видящие.
- Ночь Правды, - произнес он без выражения. - Ее постель была холодной, а тело - жарким ... запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник. Я пришел, раньше чем позвали, и открыл засовы, и сломал печати, и мы смешали нашу плоть и кровь. Это было ночью... потому что она живет Утро уводит ее, и мы были с ней до утра...
- С кем?- быстро спросила сестра Тринита.
Она не была уверена, что он ее услышит. Но, судя по последствиям, он услышал. Человек, казалось, неспособный не только двигаться - пальцем шевельнуть, бросился на нее, и только благодаря обширному опыту работы с буйными сестра Тринита успела перехватить его руки, нацеленные на ее горло. И это было все, на что ее сейчас хватало - не давать себя задушить. Пот катился по ее лицу, когда она сжимала запястья припадочного. Если б только он мог сейчас увидеть ее глаза... но в том-то и дело, что он ее не видел.
А потом вбежали приказчик - плотный белобрысый парень, и Салли. И началось. Даже втроем они едва удерживали его, и это при том, что никто из троих не был слабосилен. Все-таки общими усилиями им удалось стащить с больного одежду. То, что они после этого увидели, заставило приказчика отшатнуться к дверям. На теле Кесслера в нескольких местах размещались словно бы кровоточащие раны, они были отчетливо видны под истончившейся кожей. Но сама кожа была не тронута. Назвать же их кровоподтеками не поворачивался язык.
- Не пугайся, Эрик,- сказала сестра Тринита.- Это не заразно. И вовсе не чума, - это она уже обращалась к Салли, - уж ты поверь мне...
Но на немой вопрос, читавшийся в глазах женщины, она не ответила.