Ночь с роскошной изменницей

– Ты, ты, малыш! Как ты? – Никита медленно двинулся к ней и все говорил и говорил: – А я скучал! Сильно скучал. И все думал, как ты тут? Ты все такая же красавица, Сонька. Пока не видел тебя, думал, все прошло. А там, в кафе… Ты смутилась, так?

– Да.

Она закрыла глаза. Никита подошел совсем близко и касался теперь своим подбородком ее волос. Он очень тяжело и часто дышал. Наверное, она дышала так же. И все хотела, чтобы он скорее ее уже обнял. И забыл хоть ненадолго свою гламурную красавицу, потому что он тут с ней. А он все продолжал задавать какие-то нелепые вопросы, совершенно не понимая, что она задыхается от одного его запаха.

– Почему ты смутилась? Из-за босоножек?

– Да.

– Я так и думал. Ты смутилась из-за хлястика, который подсунула под пятку. И еще из-за юбки, что помялась, так?

– Да, да!.. – Слезы в глазах не просто кипели, они разрывали кожу зажмуренных век.

– Ты все такая же смешная, Сонька! Ничего не изменилось… Ничего… И ничего не прошло, слышишь?

– Да. – Ожидание его рук на себе стало таким болезненным, что она всхлипнула, повторив: – Да, не прошло!

– Ты по-прежнему любишь меня? – Его палец коснулся нелепой клоунской морды на ее футболке и сделал абрис чудовищного клоунского оскала. – Смешная рожица… Ты разлюбила меня, Сонька?

– Нет.

В тот момент ей не надо было зажмуриваться. Ей следовало смотреть во все глаза на него и не пропускать, не подпускать, не позволять, а она позволила.

Чувства, от которого она едва не сошла с ума, было слишком много даже для двоих. Никита опешил и пару раз в шутку назвал ее бесстыжей распутницей, но не противился ничему. И она не противилась тоже. Ее все, кажется, устраивало.

Лишь потом, когда неизбежный момент истины наконец-то наступил, она его спросила:

– А зачем же тогда?!

– Что зачем? – Сильные руки Никита задвинул под подушку и, лежа на животе, со странным хитрым выражением рассматривал ее.

– Зачем же тогда все это?! – она обвела рукой территорию собственной спальни, свесила ноги на пол и поспешила отодвинуться от него подальше. – Зачем тогда все это было нужно?!

– Что «все»? – хитрость вытеснила откровенная лень, и Никита сонно зевнул. – Разве тебе было плохо?

– Нет, но…

– Вот видишь! А что еще нужно, милая? Ну, зачем, скажи, надо что-то непременно выяснять, усложнять, анализировать?! Зачем непременно портить славный миг, подаренный нам судьбой? Что за странные существа женщины! Непременно им мотив подавай. А если мотив всего лишь один…

– Какой? – перебила его Соня, обидевшись до такой степени, что снова чуть не разревелась. – Похоть? Это мотив?!

– Ну-уу, начинается! – Никита досадливо поморщился. – Давай договоримся… Мы провели с тобой время, так?

– Так.

– Нам было очень хорошо, согласна?

– Согласна.

– И мы ничего не станем выяснять ни сейчас, ни потом, идет?

– Шло бы, да… – Она закусила дрожащую губу с досады. – Да не лезет ни в какие ворота, Никита!

– Почему? – удивился он, ну просто совершенно по-детски.

– Да потому что ты женишься, черт тебя побери!!! – закричала она.

– И что с того?! – тоже повысил он голос. – Ну, женюсь, и что?! Ты от этого не стала менее привлекательной! Не стала менее сексуальной! И желаю я тебя от этого не меньше!

– А как же она? Твоя девушка? – Нет, она совершенно ничего не понимала и понять была не в силах в тупой мужской философии полигамности. – Она с тобой совершенно согласна? Что скажет она, узнав об этом?

– Но она же не узнает! – фыркнул Никита раздраженно, обеспокоенно заворочался, уставился на Соню, теперь уже с подозрением, и сказал: – Мы ведь ей ничего не скажем, так?.. Ты ведь не расскажешь ей о нашей милой шалости, Сонька?

– Нет, не расскажу, – мотнула она растрепанной головой. – И мне кажется…

– Что, малыш? – Никита моментально успокоился, вытянул обе руки к ней, призывно шевельнул пальцами, как ребенку, стремящемуся сделать свои первые шаги, и сюсюкнул: – Иди ко мне, моя крошечка. Мой котеночек… Так что нашей детке кажется, а?

– Детке кажется, что тебе давно пора… пойти отсюда к черту!..

И она его выгнала. Выгнала, как много лет назад, когда он еще не был столь циничен и беспринципен. И долго мучался и, кажется, страдал, когда признавался, что оставляет ее в России.

Выгнала, тут же бросилась в душ. И простояла там с полчаса, умываясь прохладной водой и слезами. Потом вернулась в спальню и принялась срывать с подушек наволочки, с одеяла – пододеяльник, с матраса – сморщившуюся от их неистового греха простыню.

– К черту! Пускай катится к черту… – шептала она со злостью.

С неутихающей злостью гремела ящиками комода, доставая новый постельный комплект. Нарочно выбрала новехонький, с этикеткой, белоснежный. Тончайший батист еле выдержал ее прессинг, поднажми она немного, точно бы рассыпался на нити.

– Разве могу я после всего этого обратиться к нему за помощью?! – не очень внятно пробормотала Соня, избегая смотреть в сторону Снимщикова.