Ночь с роскошной изменницей

– Я скучала и… – Она оторвала голову от его плеча, на котором было невозможно удобно, так удобно, что можно было простоять целый час, а то и больше. – Поцелуй меня, Олежка.

Она это сказала?! Она попросила его об этом, и назвала еще запретным именем, которое никто не смел произносить вслух уже многие годы в его присутствии?! Кажется, да. И, кажется, это его вовсе не раздражает, а, наоборот, немного нравится. Почему немного? Потому что так скоро и сразу он сдаваться не собирается.

Он сыщик! Он мент до мозга костей. Причем мент правильный, без конъюнктурных всяких там соображений. А она проходила у этого мента по делу подозреваемой. И подозреваемой номер один. И он не должен…

Он просто не имеет права восхищаться ею, не имеет права подмечать всякие дурацкие мелочи, как то нелепые завитки у нее возле уха. А уж дуть на них легонько и вовсе глупость – вольная и несусветная, недостойная настоящего мента – грубияна, циника, нахала. И мужчины недостойна тоже всяческая теляческая умильность от запаха мороза и ванили, которыми насквозь пропиталась ее кожа.

А ведь умиляется, черти бы все побрали! Дышит ею, трогает ее, целует и умиляется, как пацан распоследний, который так и не сумел выползти из набившего оскомину Олежки.

Ох, и дела твои, господи! Ох, и дела ты творишь, владыка!!!

Неужели же с твоего соизволения и по твоей милости пришла к нему эта девушка в дом и…

– А ты ведь меня соблазнила, Софья Андреевна! – вскинулся Снимщиков на подушках и навис над ней, угрожая и призывая к ответу. – Ты нагло и вероломно меня соблазнила!

– А от тебя разве дождешься домогательств! – фыркнула она, зажмуриваясь, – видеть его совсем рядом было и сладостно и жутковато одновременно. – Пришлось инициировать.

– С целью? – Он тряхнул Соню за плечи, заставляя смотреть ему в глаза, в которых растерянность сейчас вытесняла все другие чувства.

Он и в самом деле был растерян стремительностью того, что произошло. К которой примешивалось чуть-чуть сожаления.

Может, поторопился?! Может, не стоило так стрем-глав набрасываться на нее, тащить в круглую свою гостиную, швырять ее на свой удобный диван и, комкая ее одежду и все на свете приличия, набрасываться изголодавшимся до тела мужиком? На свете сотни тысяч женщин, зачем же все замкнулось именно на ней? Не поторопился ли…

– С какой целью ты совратила меня, Сонька? – он зарылся лицом в ее кудри.

Ему хотелось, чтобы вопрос прозвучал чуть беззаботно, чуть иронично, но уж никак не с тревогой. Не получилось. Она все расслышала и все тут же поняла как надо. Выбралась из-под него, не очень-то он и упорствовал. Подобрала с пола платье, белье и начала одеваться. Потом вдруг, будто что-то вспомнив, глянула на него через оголенное плечо и сказала с печальной иронией:

– Говорить с тобой, Олег Сергеевич, стану только в присутствии адвоката.

– О как!

Он криво ухмыльнулся, поймал ее за подол и чуть подергал, все еще делая попытки не растерять, не разбить вдребезги того, что проскочило между ними каких-то десять минут назад.

Соня подачи не приняла. Отошла от дивана подальше и начала выдергивать из волос заколки, складывая их крохотной сверкающей горкой на телевизоре.

Обиды на Олега не было, нет. Обижаться стоило прежде всего на себя, неразумную. Соскучилась она, видите ли, повидаться ей захотелось. Повидалась? Молодец! Получила то, что хотела? А как же! Снова молодец?..

Идиотка! Ох, Максу Дворникову сейчас бы было где разгуляться. Ох, и вольных невозделанных земель в ее душе сейчас для его пагубной привычки все предавать анализу – не один гектар и года на три. Все бы распахал, все бы возделал и уж унавозил, нет вопросов.

Олега прежде всего обвинил бы в похоти и слабоволии. Ее бы распял так, что великомученикам и не снилось.

– Ты считаешь, что мы поторопились? – Соня села на стул, подальше от дивана, вложила ладони меж коленей и сдавила их с силой. – Что нам не следовало этого делать?

– Чего «этого»? – Губы Снимщикова выполнили виртуозный переход от циничной ухмылки до вежливого оскала. – Ты о сексе вообще или о чем-то еще?

А, ну да, ну да. Для него же это просто секс, а она…

А она напридумывала, нагородила, усложнила.

Что, собственно, произошло? Секс с подозреваемой? Делов-то?! У Липатова, к примеру, это вообще в порядке вещей. Он почти с каждой спит, чья задница хоть на минуту опустилась на стул возле его стола. Будь то свидетельница или подозреваемая.

Олег до недавнего времени липатовские методы презирал, но все течет, все изменяется. Кто сказал, что человеку свойственно жизнь прожить, не изменяя своим принципам?

– Нет, ничего. Все нормально. – Она тоже что-то такое сотворила губами, по его примеру рождая улыбку за улыбкой, дрянно получилось, к слову. – Как у тебя движутся дела после нашего с тобой разделения? Мне теперь можно говорить тебе «ты»?

И не хотелось, но ехидством отдало.

– Не вопрос, дорогая! И ты можешь говорить, и я, – скаламбурил он, без особого, впрочем, веселья. – А дела?.. Что дела, что дела? Дела не стоят на месте. И кое-что у меня имеется. Готова обсудить?

Она ко всему была готова. После всего, что довелось испытать…