Ночь Стилета - 2

Теперь она была сбита с толку. Она смотрела на него и не могла понять, что это - продолжение издевательского спектакля или... та самая ускользающая, призрачная надежда, в которую так хотелось поверить. Может ли она в ее положении полагаться на какие-либо "или"?..

Потом она тихо произнесла:

- Когда я смогу увидеть моих детей?

- Что ж. - Он улыбнулся. Впервые. И стал красивым. - Будем считать, что наши недоразумения улажены, и перейдем к делу.

Она смотрела на него и думала, что этот человек, наверное, сумасшедший. Его совершенно не смущает, что по его вине она оказалась здесь, прикованной к постели, именно он и все эти люди, как грабители и резатели с большой дороги, вторглись в ее жизнь, и при этом он пытается демонстрировать ей какой-то похожий на анахронизм кодекс достоинства.

Гипнотизер.

Слово врага... Нет, ну как вам? В других условиях она б умерла со смеху.

Потом она снова подумала о том маленьком "или" и о теплящейся за ним надежде - ведь все возможно. По большому счету мир вокруг настолько свихнулся, что возможно все.

"Испания... Имеет ли это какое-нибудь значение?"

Она подумала, что когда-то провела в Испании три самых счастливых дня в своей жизни.

* * *

- Браво, Санчес! Вот это разводки. А какие обороты речи - "слово врага"... Нет, вы слышали? - Человек уставился на монитор.

- Он все сделал. Можем поздравить друг друга.

- Великолепно. Как он ее подвел к теме... И слова-то какие нашел. Последний раз я слушал его запись беседы с красноярскими, базарил с братвой "по понятиям"... По-свойски кумекал.

- Что тебя удивляет?

- А здесь... Грамотно. Я боялся, что он сейчас начнет стихи читать.

- Она все же женщина. Мог бы и прочесть. Профессионально...

- "Слово врага"... А полмиллиона долларов - что это за безумная цифра?! Импровизация?

- Не страшно, Гринев, отрегулируем. Главное, что все сдвинулось с мертвой точки.

- Но мы же не собираемся швырять деньги на ветер?

- Разумеется. Не забивай себе голову техническими вопросами.

Гринев все прекрасно понимал - это был отработанный профессиональный подход. На подобных приемах строилась старая добрая вербовка. Поймал человека за руку или изменил привычный ход вещей какими-либо иными способами, посопереживал, выказал, что тебе небезразлична его личная жизнь, его судьба, продемонстрировал некое душевное родство, схожесть миропонимания, чуть нажал - и бери его тепленьким. Все так, но... Санчес молодец. Эта барышня была та еще штучка. Рано или поздно она все равно бы сломалась - дети все-таки главный фактор, но только лишь жестким давлением здесь бы не обошлось. Да и не было у них времени на все эти "рано или поздно". Выходит, опять они обязаны Санчесу.

- Вы больше не считаете, что она выцарапает той, второй, глаза? усмехнулся Гринев.

- Думаю, что, если бы у нее была под рукой синильная кислота, она бы не пожалела плеснуть ей в физиономию.

- Евгений Петрович, - совершенно серьезно насторожился Гринев, - а ведь для нее это был бы выход.

- Теперь уже нет. Но меня беспокоит другое.

Лицо Евгения Петровича Родионова имело красный отлив, но не от водки, как у большинства его сверстников, злоупотребляющих спиртным, - это был ровный здоровый цвет горного загара. Ветер и солнце...

Гринев посмотрел на шефа и увидел, что зрачки его глаз, следящих за монитором, сузились.

- Что же? Что вас беспокоит, товарищ генерал? - спросил Гринев. Он в третий раз попытался подняться со стула, уступив место перед монитором Родионову. Тот жестом снова остановил его:

- Сиди, Гринев, сиди. - И потом задумчиво: - Что беспокоит, спрашиваешь? - Небольшая пауза. - Следи-ка повнимательнее за всеми их дальнейшими контактами. Не нравится мне, Гринев, когда Санчес дает слово.

* * *

Этот разговор состоялся, когда еще на северных склонах любого бугорка и в тенистых нишах можно было найти остатки потемневшего снега, а сейчас уже стоял май, удивительно теплый в этом году. И Вика сидела на деревянной скамеечке под сенью могучего дуба и смотрела на воду. Электрифицированный бассейн с водопадами в саду камней.

- Улетай отсюда, - сказала Вика бабочке павлиньему глазу, - улетай скорее. Это нехорошее место.

Появившаяся на крыльце медсестра Алла поискала Вику глазами, обнаружила и какое-то время пристально смотрела на нее. Ощущая на себе этот тяжелый взгляд, Вика демонстрировала полную беззаботность и расслабленность: еще бы, сегодняшняя утренняя порция ее лекарства пирожных, как не без плотоядного юморка называли они это, составила три продолговатые таблетки нарозина. "Чего, подруга, опять с утра кайфуешь?" Причина, по которой они увеличили дозу, была Вике непонятна и настораживала. Ведь выходило так, что большую часть своего времени Вика должна была проводить либо в эйфории, либо в ожидании наркотической ломки, гнетущем состоянии, когда пользы от нее было мало. Все это, естественно, сокращало "полезное время" между крайностями, когда Вика была адекватной и могла проводить то, что, опять же не без плотоядной застенчивости, они именовали ее "занятиями". Их с Александрой занятиями. Кон-суль-та-ци-я-ми.