Ночь Стилета - 2

Когда-то, много лет назад, отец брал маленького Игната с собой на охоту. Он называл это "подсадной уткой". Резиновая игрушка, уточка, муляж, плавающий на воде. И манок, духовая трещалка, имитирующая голос селезня. Кря-кря-кря... В этих безобидных игрушках пряталась смерть. Игнат помнит день, когда он осознал это. Было совсем раннее утро. Они притаились на болотах в зарослях камыша. Отец "манил" уток. Одна откликнулась. Они с отцом были рядом. С подсадной уткой. С тех пор правила охоты изменились. Но лишь в частностях. В деталях. В главном все осталось тем же. Кацман сыграл свою последнюю роль - подсадная утка. А манком, хрипучей трещалкой, стал голос в селекторе "проходите".

Убийца покинул этот дом. И смерть бродит где-то рядом. Потому что теперь это уже не дом. Потому что теперь здесь царствует смерть.

"...Беду, беду, Лютый, я ищу там беду".

Только Игнат уже нашел то, что искал. Смерть, притаившуюся рядом с подсадной уткой. Она была там, в портфеле Кацмана. В уродливо разбухшем портфеле Кацмана, стоящем на полу между его ног. Ей просто больше негде было находиться. Великолепный кожаный четырехсотдолларовый портфель "Louis Vitton", в котором Кацман таскал свою важную документацию и который сейчас уродливо деформировался, потому что охотник с манком был щедр. Он не пожалел для них с Лютым пластида. Если уж веселиться - так веселиться, охота - так охота, если уж взрывать - так с корнем.

Он был щедр, охотник с манком.

Подсадная утка и черная гладь воды.

- Блядь, - бесцветным шепотом произнес Игнат, - твою мать...

Его рука уже лежала на плече Лютого. Лютый успел лишь набрать три первые цифры телефона рыжего водителя, он услышал слово "беду", а потом пугающе-хриплый шепот Игната, поэтому он произнес глухим голосом:

- Что?

Сильная рука Игната увлекла его вперед, почему-то выбивая из-под плеча костыль. Металлический и очень легкий костыль еще падал на темный ковролин, расстеленный на полу, когда Лютый услышал громкое и отчетливо-яростное:

- Бомба! В окно!

Еще мгновение Лютый смотрел на костыль, а потом он понял, что бежит, увлекаемый Игнатом, бежит к окну, за черным квадратом которого сгущалась ночь и была водная гладь, бежит, ступая на искалеченную ногу, и неимоверную боль, иглами вонзающуюся в его мозг, заглушает простой и такой же яростный смысл слова "бомба".

У них уже не осталось времени ни на какие другие манипуляции, лишь одна надежда на прыжок, на полет сквозь границу света и ночи, прочь от настигающего их огненного холода притаившейся смерти.

- Прыгаем, мать твою! В окно!

Последнее слово, которое они вроде бы выкрикнули вместе, смешалось со звоном разбившегося стекла и каким-то горячим прикосновением к лицу.

Лишь потом Лютый понял, что один из длинных осколков лезвием прошелся по его лбу, срывая длинный лоскут кожи, повисший у виска. А потом что-то беспощадное и немыслимое толкнет их в спину, лишь только обдав смертоносным дыханием, качнется воздух и кроваво-огненная вспышка гарью и грохотом сотрясет пространство, оставляемое где-то вверху. А они будут лететь, крича и размахивая руками и не слыша собственного крика, лететь сквозь еще не нагретую взрывом прохладу ночи к черной глади воды. А вверху, над ровной поверхностью реки, разверзнется огненный ад.

...Когда они вынырнули на поверхность, эхо от взрыва уже улеглось и множество обломков развороченного здания уже отбомбардировали ровную гладь воды. Собаки подняли перепуганный лай, на берегу в панике бегали люди.

- Мать твою! - откашливаясь и выплевывая воду, сказал Игнат. - Цел? Живой?

- Живой. - Лютый откинул с головы пахнущий тиной кусок водоросли. Это... это...

- Какая же здесь гнусная вода! Полные легкие, сейчас вырвет.

- Не боржоми. Это... это...

- Вова, это АПП. - Игнат смотрел на облако дыма, застывшее в неподвижном воздухе.

- Чего?

- П-п - это полный пи...дец. А а-п-п - это абсолютно полный пи...дец! Мать твою...

Шок проходил, но говорили они все еще непривычно громко. Лютый барахтался на поверхности воды; каким-то непонятным образом у него остался зажатый в левой руке телефон.

- Я смотрю, брат, здесь нас не очень были рады видеть, - произнес Лютый. - Меня, по-моему, тоже сейчас вырвет.

- Ну-ну... Звони в 9-1-1 или куда там, мать его, - спасение на водах...

- ОСВОД.

- Чип и Дейл спешат на помощь. Надо убираться отсюда. Поплыли. Мать его... Полдома разворотило.

- Черт, по-моему, я отбил яйца.

- А ты руками грести не пробовал?

- Ко дну тянут.

- Эй, Лютый...

- Чего?

- Я тебе не рассказывал про меню кафе "Дом лесника"?

- Не-а.

- Это было давно. Еще в Домбае. Знаешь, меню такое, все там было "лесника". "Суп лесника" - один рубль, "салат лесника" - один рубль, "жаркое лесника" - два рубля. А на холодную закуску предлагалось "яйцо лесника под майонезом" - двадцать шесть копеек.

- Козлы. - Лютый рассмеялся. Тоже непривычно громко.

- Да. Я тут подумал, что пару минут назад это кафе можно было бы переименовать.

- В смысле?

- В "Дом Лютого". Представляешь?

- Очень смешно.

- Представляешь - "яйцо Лютого под майонезом"...

- Всегда ненавидел майонез.