Он ясно показал еще на берегу, что не хочет, чтобы они находились здесь, на борту его корабля.
Но что бы ей ни почудилось, это выражение быстро исчезло, и когда он, завязав у горла тесемки рубашки, поднял на нее глаза, в них зажегся тот памятный огонь.
Но в них горело также и сомнение. И у Джорджи возникло ощущение, что ничто не помешает его желанию получить ответы.
— Капитан Данверс? — Он покачал головой — А что случилось с именем Колин? — В тембре его голоса все еще слышались волнующие нотки, способные вызвать дрожь во всем ее теле, как это случилось, когда он любил ее.
Она заставила себя ожесточиться и не поддаваться сентиментальным воспоминаниям, а также попытаться вспомнить, почему она здесь оказалась.
«Помни, Джорджи, — велела она себе, — лорд Харрис все еще ожидает застенчивую девственницу-невесту в Лондоне».
Эта мысль могла бы остудить самую жаркую лихорадку.
Она глубоко вздохнула и постаралась выстроить свою оборону из полного безразличия.
— Думаю, будет разумно, если мы постараемся забыть, что были знакомы прежде, капитан.
На этот раз он проигнорировал ее нарочитый отказ называть его по имени.
— Знакомы? Так вы называете то, что произошло между нами? — Он засмеялся. — Это дитя опровергает подобные заявления.
Она втянула воздух, когда Колин пересек каюту и остановился возле своей кровати. Он возвышался над лежащим там маленьким свертком, и неожиданно ее дочь показалась такой хрупкой и уязвимой! Джорджи подошла ближе, пытаясь встать между Колином и его дочерью.
Ее дочерью, поправилась она. Не его. Никогда — его.
— Я бы предпочла не вмешивать ее сюда.
Колин даже не взглянул на нее, его взгляд был прикован к ребенку.
— Я не могу так поступить. И не хочу.
Внутри у Джорджи все перевернулось. Она не предполагала, что он будет заботиться о своем ребенке. Возможно, у лорда Данверса дюжина незаконнорожденных детей, на которых он обращает не больше внимания, чем на своих подопечных.
Следовало только надеяться, что даже меньше. Поэтому она попыталась солгать:
— Она не ваша.
Его взгляд посуровел.
— Ну нет. Она моя.
В его голосе не слышалось ни малейшего колебания, так, подозревала она, говорил бы Колин. Ее Колин, а не их безбожный опекун.
— Как ее зовут? — спросил он.
— Хлоя. — Это был скупой ответ, но она не собиралась сообщать ему никаких подробностей. Кроме того, встреча проходила совсем не так, как она планировала. Последние несколько часов она шагала взад-вперед по своей каюте, пытаясь представить, что он скажет… и как она ответит. И конечно, она не ожидала, что он проявит заботу. Джорджи даже предположила, что он ворвется в свою каюту и предложит на выбор несколько вариантов: бросить их на произвол судьбы; высадить на маленький заброшенный остров или продать на ближайший пароход, отправляющийся на Восток.
Нет, он вел себя так, словно их судьба волновала его. Словно если бы у них появился второй шанс, он…
Джорджи немедленно и бесповоротно отказалась от этой фантазии. Будучи живучей, как кошка, она использовала каждый второй шанс, выпавший ей на долю в предыдущем году, — получение скромного состояния миссис Тафт, побег из Лондона, вдовий траур и, наконец, обретение свободы, по которой она всегда тосковала.
Она не будет рисковать всем этим, поверив в миф, который он сейчас пытается внушить ей, ни за что не будет. Тем более поверив этому непредсказуемому человеку на слово.
— Хлоя?.. — настаивал он.
Джорджи опять оставила без внимания его настойчивое и ненасытное желание узнать ее полное имя.
— Просто Хлоя.
Колин осторожно приподнял край одеяла, так что мог видеть лицо младенца, и на мгновение мать подумала, что он собирался нагнуться и взять ребенка на руки. Но к ее облегчению, он опустил руки по швам.
— Она в безопасности здесь, на кровати? — спросил он.
«Хлоя находилась бы в большей безопасности, будь она подальше от вас», — хотелось ей крикнуть в гневе и разочаровании, но Джорджи понимала, что это было неправдой. Даже дурак увидел бы заботу в его взгляде, нежность в жесте, когда он подтыкал одеяло вокруг тельца спящей крошки.
— В достаточной безопасности, — ответила Джорджи. — Во всяком случае, пока она лежит посередине кровати, а море тихо и спокойно. — Она замолчала и вновь взглянула на дочь. — Конечно, колыбелька подошла бы лучше, так как она любит, когда ее укачивают.
Колин поднял глаза; в них горели отцовская любовь и забота. Она с трудом услышала, как он произнес:
— Благодарю за то, что сказали мне это.