Ночь у мыса Юминда

Музыканты сколотили несколько деревянных саней, и по набережной Невы, между заводом и крейсером, начал рейсы своеобразный грузовой поезд.

Готовые трубки сразу же монтировали. Втиснувшись всем корпусом в узкий коллектор, где трудно было повернуться и глаза слезились от пыли и сажи, матросы Ирманов, Ветров, Воронков, Нужмаков под руководством старшины Белова готовили трубную решетку. Сперва дело никак не клеилось: не умели обращаться с пневматическим инструментом. Сколько раз выбирались из коллектора и в сердцах бросали инструмент!..

— Ничего не выйдет!. Что сделаешь в такой дыре, где нельзя повернуться?.. — слышалось иногда.

Мичман Белов понимал товарищей. У него тоже ничего не получалось. Он не отчаивался. Вместе с командиром группы примерялся, выбирал удобные положения, и хотя медленно, но работа понемногу налаживалась.

Стремясь экономить время и силы, моряки по молчаливому уговору до обеда не выходили из котельной, отменили даже перекуры.

Прошло две недели, а результатов все еще не было видно. Но командир котельной группы не огорчался. Главное — овладеть инструментом и приспособиться к необычным условиям.

Когда поставили первые две трубки, Монахов, принимавший во всех работах самое деятельное участие, воскликнул:

— Лиха беда начало! Теперь дело пойдет.

Он оказался прав. Темпы нарастали с каждым часом. К концу третьей недели моряки устанавливали уже 25 трубок в день.

Встретившись с командиром корабля, Гуз доложил:

— Сегодня тридцать.

Еще через два дня:

— Сорок! Завтра дадим не меньше пятидесяти.

Моряки работали с азартом. К концу дня они, обессиленные, выходили из коллектора, но, прежде чем подняться на верхнюю палубу, подсчитывали, сколько смонтировано трубок.

Наконец все трубки стали на свое место. Осталось произвести гидравлические испытания пароперегревателей.

— Ну как, — спросил в то утро у Гуза командир корабля, — выдержат?

Гуз, покраснев, ответил:

— Честное слово, товарищ командир, сегодня я чувствую себя как школьник перед экзаменом…

В котел подали воду. Начали испытания. Стрелка манометра медленно пошла в сторону, отмечая все возраставшее давление.

Командир котельной группы с волнением объявил!

— Двадцать атмосфер есть! Нажмите еще.

Стрелка отклонялась дальше.

— Двадцать две атмосферы!

До рабочего давления осталось еще три атмосферы.

— Продолжать испытания! — скомандовал Гуз, не отрывая глаза от приборов.

И когда давление было доведено до нормы, командир корабля капитан 2 ранга Сухоруков подошел к Андрееву, Гузу, затем поочередно ко всем старшинам, краснофлотцам и крепко пожал им руки.

— Теперь мы с вами, друзья, готовы к новым походам, — сказал он с чувством облегчения и гордости за своих подчиненных.

Многих уже нет на белом свете, но жив Саша Бурдинов. Сколько он видел, сколько пережил!.. Он и по сей день в Ленинграде. Мы встречаемся как старые друзья. Возраст у него пенсионный, но работу не бросает.

— Привычное дело, — отшучивается он. — Блокадная закалка дает о себе знать!

…Ремонт корабля шел тогда полным ходом, а в это самое время котельный машинист Алексей Потемкин лежал в госпитале. Его ранило 31 декабря, в канун Нового, 1942 года. Сидели матросы в землянке на нарах, пили чай. Командир роты строго-настрого приказал: быть в полной готовности. Немцы, рассчитывая на внезапность, как раз в такую ночь и могут устроить вылазку… И потому моряки не раздевались. Оружие, патроны — все было наготове. А пока вспоминали новогодние вечера в мирное время. У каждого была своя семья, свое счастье, своя дорога.

— Интересно, что там, на корабле? Наверно, ребята притащили елку и встречают Новый год по всем правилам, — говорил Потемкин, подбрасывая в печь щепки, которые мгновенно вспыхивали, издавая сухой треск.

Дружок Потемкина замотал головой:

— Вряд ли. Там тоже готовность…

Командир взвода посмотрел на часы и напомнил:

— Потемкин, твоя очередь проверять посты.

Потемкин оделся и вышел на мороз. Ночь была светлая, лунная. Под ногами хрустел снег. Потемкин осторожно пробирался по заснеженной траншее. «Надо бы ее углубить», — подумал он и услышал строгий окрик:

— Стой, кто идет?

— Свои!

— Пароль!

— «Мушка». Отзыв?

— «Патрон»!

Бойцы сблизились.

— Что слышно? — спросил Потемкин.

— Тихо. Должно быть, фрицы Новый год встречают…

— Возможно, встречают, а все-таки надо смотреть и смотреть.

— На то мы и поставлены! — весело откликнулся боец. — С наступающим тебя!

— И тебя тоже. Давай лапу!

Оба сняли рукавицы, пожали друг другу руки и расстались.

Потемкин прошел всю траншею. И только поднялся в рост, решив пробежать несколько метров, оставшихся до следующего хода сообщения, как там, на немецкой стороне, застрочил пулемет. Алексей сделал еще несколько шагов вперед и упал лицом в снег…

Очнулся он в землянке. Друзья снимали с него телогрейку. Санитары сделали перевязку, а еще минут через пятнадцать он лежал в санках, укутанный тулупом, одеялами, и санитары повезли его в медсанбат…

И вот Потемкин уже почти два месяца в госпитале.