Ночь в его объятиях

— Возможно, сэр. Но я знаю, на какие жертвы она пошла ради вас. И вы понятия не имеете, какая она замечательная женщина. Ведь вы так поглощены своей работой и своими собственными достижениями… Я не сомневаюсь в том, что вы действительно любите Сюзанну, сэр Льюис. Но вы… чертовски неумелы в этой области.

Сэр Льюис побледнел.

— Как вы смеете говорить с мной подобным тоном?!

— Я полагаю, что могу говорить с вами так, как пожелаю. Я граф Райклиф, помните?

— Я не должен был способствовать тому, чтобы вы получили этот титул.

— Не в вашей власти лишить меня его. Теперь я лорд.

Брэм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он был в бешенстве от того, что сэр Льюис подверг Сюзанну, Финна и других смертельной опасности. Но если фортуне будет угодно, то этот человек скоро станет его тестем. И им придется поладить хотя бы ради Сюзанны.

— Мой отец высоко ценил вас, сэр, — сказал Брэм. — Я тоже отдаю вам должное. Несомненно, вы блестящий изобретатель. Результаты вашего труда помогли британской армии иметь преимущество на многих полях сражений. И почти всякий раз, когда я поднимаю свой пистолет, я вспоминаю вас, сэр. Но ваши дочь, сэр Льюис… — Брэм повернул голову и, посмотрев на спящую Сюзанну, сжал ее руку. — Ваша дочь помогает молодым особам, которые бросают вызов всему обществу. И при этом она находит время для раненого, никому не нужного офицера. Возможно, я не обязан ей жизнью, но я обязан ей своим счастьем. А если вы думаете, что нарезная пушка будет вашим самым великим изобретением, то вы, сэр, дурак. Ваше самое великое изобретение прямо здесь, сейчас спит в этой постели. Но из-за своей гордыни вы чуть не потеряли ее.

И он, Брэм, тоже чуть не потерял ее. Раньше он не позволял себе даже думать о том, что Сюзанна для него значит, но теперь, когда лихорадка отступила и Дэниелс дал превосходные прогнозы на полное выздоровление… теперь-то он понял, что его гордость никогда не станет между ним и любимой.

— Вы правы, Брэмвелл. — Глаза старика наполнились слезами. — Я знаю, что вы правы, и я могу только надеяться, что когда-нибудь она найдет в себе силы и сможет простить меня.

— Конечно, так и будет. Но надеяться на ее прощение — это не единственное, что вы можете сделать, сэр Льюис. Вы можете попытаться заслужить его.

Постельное белье зашелестело, и Брэм обратил взгляд на Сюзанну. Ее бронзовые локоны затрепетали на щеках.

О, забудьте про пение птиц, мелодичный звон колоколов и тихое журчание ручья, бегущего по камням. И даже про хоры ангелов можно забыть. Никогда в жизни он не слышал ничего более прекрасного, чем голос Сюзанны, когда она пробормотала:

— Брэм, это ты?

Она открыла глаза и увидела то, что ей показалось еще одним прекрасным сном. Около нее сидел Брэм — сидел у ее постели.

— Брэм, это ты? — прошептала она.

— Да, я.

Он поцеловал ее руку, и отросшая за несколько дней щетина царапнула ее кожу.

Она начала приподниматься на локте, но тотчас почувствовала головокружение.

— Не пытайся сесть, — сказал Брэм. — Ты пока очень слаба.

Она кивнула, закрыла глаза и подождала, пока комната не перестанет кружиться.

— Хочешь пить?

Он потянулся за стаканом.

— Да, но сначала… — Она с усилием повернула голову. — Папа, вы?

Сэр Льюис сжал руку дочери.

— Я здесь, моя дорогая девочка, я здесь…

Сюзанна сжала пальцы отца.

— Я хочу, чтобы вы знали: я очень люблю вас, папа.

— А я… — Его голос прервался. — Я люблю тебя, Сюзанна Джейн.

— Вот и хорошо. — Она вздохнула. — Папа, вы не могли бы спуститься в кухню и попросить повара сварить крепкий бульон?

— Я сейчас же пошлю Гертруду.

— Нет, папа. Я предпочла бы, чтобы вы принесли его. Я хочу побыть какое-то время наедине с Брэмом.

Ее отец фыркнул и кивнул:

— Да, понятно.

— Спасибо за понимание.

Она подождала, когда отец дойдет до двери. Услышав щелчок замка, повернулась к Брэму.

— Что ты слышала из нашей беседы? — спросил он с тревогой.

— Вполне достаточно. О, Брэм, ты держался просто великолепно. Я не могу даже сказать тебе, как я хотела…

Он прищелкнул языком.

— Для этого еще будет время, дорогая. А сейчас… Вот, выпей. — Он поднес стакан воды к ее губам, и она сделала несколько осторожных глотков. — Тебе очень больно?

— Нет, не слишком, — ответила она, как только он опустил стакан. И попробовала улыбнуться. — Больно только, когда дышу.

Он упрекнул ее:

— Не шути, это не забавно. Мне плохо, когда тебе больно.

— Со мной все будет хорошо, правда. Мне не так больно, как раньше. А как Финн?

— По словам Дэниелса, идет на поправку. Ему ужасно больно, но зато он окружен женским вниманием, и это помогает ему справляться.

Она снова улыбнулась:

— Могу себе представить… Да, а какой сегодня день?

— Думаю… вторник.

Вторник? Во вторник должно было произойти… что-то очень важное.

— О, нет-нет! — Она приподнялась на подушках. — Брэм, твои приказы… Судно… Я думала, оно уходит сегодня.

Он пожал плечами:

— Наверное, так и есть.

— Но ты… не уехал.

— А ты не умерла. — Наконец-то он тоже улыбнулся. — Мы оба сдержали обещание. Каждый — свое.