Ночь в Кербе

Я смотрел на Эстер и диву давался. Как эта девчонка… ребенок… может быть ровесницей Евы? Я, впрочем, тоже никогда не выглядел на свой возраст в юности, зато зрелость вознаграждала меня довольно молодым видом, утешал себя я.

Разговоры за столом становились все громче и в зале — все жарче. Звенела, не переставая, посуда, и смеялись добровольцы — счастливые и молодые, — и всему этому аккомпанировал звук льющегося вина и шорох салфеток. Я чувствовал себя слегка утомленным: меня сковывало все, начиная от пиджака (Жан-Поль просил одеться чуть более торжественно, c’est-à-dire приличествующее случаю) и заканчивая обилием джаза, от которого я начинал шалеть. Я мечтал о глотке Баха — сурового, соленого, ледяного… как о стакане горькой воды Балтийского моря, которой пытали ведьм, напаивая ради признания. Меня не надо было мучить, я не скрывал своей тайны. Ева влекла меня. Это, признал я с грустью, выглядело уже неприлично. Следовало объясниться.

— Возможно, — сказал я Эстер, — мне стоит столь же убедительно аргументировать и перед Евой…

— Pas de souci, — сказала девчонка дерзко. — Le racin du problème n’est pas dans le simple déménagement[62].

— О, — сказал я, сунув руку под расстегнутый пиджак и стараясь максимально незаметно массировать болевшую грудь.

— Что с тобой? — спросила Эстер. — Тебе плохо?

— Все в порядке… мышцы без зала застоялись, — сказал я, после чего спросил небрежно: — Так что ты говорила?..

— О чем? — спросила она серьезно.

— О Еве, — сказал я, ненавидя ее.

Мне не хватало Belle Parisienne и Стикса. Но они, как сообщил мне кто-то, участвовали в конференции в Каденаке, в двадцати километрах отсюда, и успевали лишь на вечеринку после ужина, которая ждала нас в доме мэра. Я подумал с грустью, что мне следовало бы отдаться фестивалю и перестать думать о Еве. Но сам ход этого действа выталкивал меня на нее… В Кербе меня выбрасывало на Еву, как корабль на скалы во время шторма. Я вновь потер грудь, глядя вопросительно на Эстер. Как мне хотелось, чтобы вместо пиджака на мне был камзол, а в руке моей — кинжал и я мог бы тоненько резать свою кожу, слушая все, что она мне скажет. Эстер облизала тонкие, бесцветные губы и показала на мгновение острые, неровные, акульи зубки. Не кинжал, но сойдет, подумал я перед тем, как услышать.

— Ну… Я так понимаю, у нее есть из-за кого хотеть остаться здесь, — сказала Эстер, принявшись за еду, и я вдруг понял, что, возможно, мы едим Monsieur Couchon[63], который выходил нам на встречную полосу на ночной дороге из Аспера в Керб.

— О, — максимально равнодушно сказал я, стараясь расцарапать грудь под рубашкой.

— Да… так вот… — сухо сказала Эстер.

Я вдруг понял, что она здесь, похоже, единственная, кто не сочувствует мне и моему вниманию к Еве. За что эта сучка меня ненавидит, удивился я, и вдруг понял, где видел ее раньше. Этот быстрый, испуганный взгляд, настороженное выражение лица, движения головы… легкость, порывистость…

— Ты, случайно, не знаешь, как будет лиса по-окситански, — спросил я, торжествуя.

В ответ я получил долгий взгляд, полный недоумения и презрения. После, вздернув губы на секунду и обнажив зубы, Эстер словно повела носом и указала на шедшего к Еве мужчину. Среднее между юношей и мужчиной, ревниво определил я, после чего признал реальность — речь шла о просто молодом мужчине. Стильно одетый, броской внешности, брюнет, присел рядом с Евой и с горечью я увидел, как она глянула на него. Как ребенок — на подарок под елкой… Потом Ева глянула на нас. Я поспешно отвернулся. Эстер радостно осклабилась. Я криво улыбнулся, поняв, что не контролирую мышцы лица. Губы подрагивали. Пришлось прятать их в стакане с вином.

— C’est la raison[64], — сказала Эстер, добавив, коротко дернув плечами, что должно было символизировать их пожатие, — je pense…[65]

Я встал и, держа в руках стакан, пошел к Еве. Никто не смотрел на меня, даже Жан-Поль, которого я обнаружил где-то среди гостей и который всегда находил время бросить в меня пару слов, увлеченно спорил о чем-то со словачкой. Я подошел к Еве, улыбаясь, — и разглядев получше соперника, отчего у меня сердце свело еще больше… уж больно хорошо он выглядел, этот нахал… и сказал:

— Ева, je vous prie de me pardonner…[66]

— Mais si, prenez votre place[67], — сказала она сурово.

Я уселся, нахал глядел на меня искоса, чуть улыбаясь. Видно было, что он не взволнован ни на секунду. Уверен, сердце его билось ровно. Да ему плевать на нее, подумал я вдруг.

— Juste un petit rappele pour ce soir[68], — сказал я, стараясь держать стакан покрепче.

Ева приподняла брови. Забыла, с отчаянием подумал я.

— Vous avez des affaires[69], — сказал красавец небрежно, обращаясь к Еве, а после скользнув взглядом на меня.