Ночь Волка

– Между прочим, – заметил Марат, – еще бывают волки-оборотни: с виду обыкновенный человек, но когда наступает полнолуние, он чувствует сильную головную боль, тесноту в груди, жжение кожных покровов и превращается в волка.

– Сейчас как раз полнолуние, – сказал Галя.

– И, сегодня, кстати говоря, у кое-кого болела голова, – многозначительно добавила Вероника.

– У-у, – произнес Марат и оскалил зубы.

И словно, вторя ему, раздался волчий вой. Он также длился дольше предыдущего и на более высокой ноте.

– Ужас какой-то, – сказала Вероника, – прямо мороз по коже дерет.

– Я даже протрезвел, – признался Шилов, – надо еще выпить.

– Хватит уже пить-то, – сказала Галя, – сколько можно, ведь с утра пьешь, по времени.

– Да потому что, я человек русский и веселый, а веселие Руси есть питие, как заметил кто-то из великих. А что делать то еще, спать рано, сидеть глядеть друг на друга молча.

– Ну почему же молча, можно поговорить о чем-нибудь, рассказать.

– «Декамерон», – воскликнула Вероника, – надо устроить декамерон, пусть как у Боккаччо, каждый расскажет какую-нибудь историю.

– Декамерон – это в Италии, а у нас это будет, – Шилов задумался, но не найдя нужного слова, развел руками, – не знаю, как это будет. Я не против, но если вы помните, в «Декамероне» все истории были с известным подтекстом и часто весьма фривольным; может у кого-то есть возражения. Пусть поднимет руку.

– Я же не предлагаю копировать Боккаччо, пусть каждый, кто хочет, расскажет какую-нибудь историю. Кто первый?

– Насчет первого есть анекдот, – сказал Шилов, – дело происходит в Хохляндии, на колхозном собрании председатель говорит: «А зараз будут дебаты». Колхозница тянет руку и говорит: «Можно мене першу, бо мене малы дити дома, и мене далеко ихати».

Засмеялся один Марат, женщины деликатно улыбнулись, а Вероника укоризненно сказала:

– Шилов, я просила не копировать Боккаччо.

– А кто предложил, тот пусть и начинает, – сказал Шилов.

– Это исключено, мне всего двадцать лет, у меня нет жизненного опыта, – отказалась Вероника.

– Галя? – спросил Шилов.

– Ой, из меня такой рассказчик, – замахала руками Галя, – сам рассказывай.

– А я чего, я двадцать лет на заводе, на станке отработал, могу, конечно, рассказать, как мы хохмили на профсоюзных собраниях, но поезд социализма зашел в тупик – это уже не смешно.

– Что это вы все так на меня смотрите, – спросил Марат, – может быть, у меня рога выросли?

– Типун тебе на язык, – сказал Шилов. А Вероника клятвенно заверила, – никогда.

Шилов добавил:

– Марат Иванович, наперед батьки, сами знаете.

– Ну ладно, – сказал Марат, – уговорили, красноречивые, расскажу я вам одну историю. Деваться некуда, дрова в печи еще не выгорели, спать еще нельзя. В таком случае, налей-ка, брат Шилов, по полной.

Шилов торопливо исполнил пожелание. Марат взял в руки стопку и обвел взглядом помещение: у свечи был еще остаток, она была из дешевых, иногда чадила и потрескивала, озаряя желтым цветом лица сидящих за столом; темнота отступала от стола, сгущаясь по углам, багряным зловещим светом выделялась на белой стене раскаленная чугунная, печная дверца – над пламенем свечи еще был отчетливо виден причудливый табачный дым, от сигарет тлеющих в женских пальцах.

Медленно выпил водку, понюхал морскую капусту, поморщился и приступил к рассказу.

Рассказ Марата

И начал Некиса, луне внемля нечасто.

Он в струны ударял, он пел в размере раста.Низами.Потому что душа существует в телеЖизнь будет лучше, чем мы хотелиМы пирог свой зажарим на чистом салеИбо так вкуснее нам так сказали.И. Бродский.

– Дело было на заре перестройки, кажется в девяностом году.