Ночь Волка

Только человек, в отличье от животных.Уйти, способен от того, что любит.(чтоб только отличиться от животных)Но, как слюна собачья, выдают

Его животную природу – слезы.И. Бродский.

Предыстория моей басни такова. Галя, держи себя в руках, мы еще не были знакомы; повздорил я как-то с женой, да так сильно, что хлопнул сгоряча дверью и ушел из дома. Пригрела меня одна женщина, за городом. Между прочим, я вообще заметил давно одну особенность, – чем дальше от Москвы, тем добрее люди. Я как-то заехал в Ярославскую область, в гости, в деревню. Иду, понимаешь, смотрю речушка, берег зеленый, картина – загляденье, пастораль. Иду и думаю: «эх, дурак, удочку не взял: рыба здесь, наверное, непуганая, как в тайге». Перешел мостик, смотрю, – мужик местный, – в руке ведерко с рыбой, на плече два удилища, увидел меня, кричит, – здравствуйте, – я удивился, даже оглянулся, никого, – здравствуйте, кричит, я отвечаю – здрасте. Он спрашивает, – рыбачить будете? – я говорю, – хотелось бы. Он предлагает – возьмите у меня удочку, уезжать будете, вернете. Я еще больше удивился, удочку, правда, взял.

– Поймал много? – спросил Костин.

– Одного окунька, мелкопузого, да и то случайно, в сапог он мне натек вместе с водой. Рыба там зажравшаяся, не клюет.

– А из-за чего с женой повздорил? – с любопытством спросила Вероника.

Шилов замялся, но потом все же ответил:

– Она назвала меня чужим именем…ночью.

– И чем объяснила?

Шилов пожал плечами, – не помню, мне ее объяснения тогда еще показались чепухой, помнить можно что-то существенное. Но вы не даете мне рассказать. На чем я остановился?

– На том, что тебя пригрела какая-то женщина, – зловеще сказала Галя.

– А, ну да, – Шилов задумался, и некоторое время молчал; по его лицу было видно, что он пытается, то ли справиться с нахлынувшими воспоминаниями, то ли отобрать из них необходимые, для рассказа. В эти минуты лицо его приобрело выражение человека ранимого и беззащитного, качества, каковые Шилов очень удачно скрывал в повседневной жизни. Я прожил с ней несколько месяцев, – сказал он, – потом вернулся в семью. Не то, чтобы я понял и простил жену, не то, чтобы я простил, потому что любил. Нет! У нас было двое детей, которые тоже принимали участие в этой драме, страдали. Я подумал, что мои чувства не имеют значения, что я должен принести их на алтарь ячейки общества. Что я и сделал.

– А как же эта женщина, – вдруг спросила Галя, и, не дождавшись ответа, продолжила, – гад ты, Шилов, и всегда был гадом, что тебе женщина, которую ты обнадежил и бросил, так же ты и со мной поступишь, придет время – главное же твои чувства. Вот я тебя брошу, Шилов, и тогда посмотрю, как ты запоешь.

– Нет, – сокрушаясь, сказал Шилов, – мне не дают рассказать. Ну, Галя!!!

– Ладно, молчу, налейте мне водки, напьюсь, чтобы этого подлеца не видеть.

Шилов откашлялся, произнес: