Ночь Волка

… Елисеев не мог определить точно, сколько именно он прошел, но, судя по тому, как медленно двигался, преодолевая занесенную снегом дорогу, прошел он не очень много. Часы показывали пять утра, он шел всю ночь, не увидев ни одной развилки, ни одного перекрестка, а значит, заблудиться не мог. Впереди, среди деревьев виднелся просвет, значит, деревня была где-то недалеко. Елисеев несколько взбодрился, хотя радоваться, собственно говоря, было нечему: что он здесь делает, куда идет, зачем? Всю ночь он задавал себе эти вопросы и ни на один не смог найти ответ. К утру мороз заметно ослаб, видимо наступала оттепель. Елисеев стянул с головы вязаную шапочку, в которой он, проделав дырочки на манер спецназа или налоговых полицейских, шел всю ночь; пугая невидимых обитателей леса, и поскольку Елисеев ненавидел налоговую полицию, он оправдывал свой внешний вид тем, что боялся отморозить лицо. Взъерошив волосы на голове, Елисеев подошел к дереву, и привалился к его основанию, решив передохнуть перед последним рывком. Где-то треснула ветка, и лежащий на ней снег, с мягким, едва различимым звуком упал на землю. Откуда-то сверху, выше крон деревьев донесся шум крыльев ночной, или страдающей бессонницей птицы. В воздухе висела предрассветная мгла, с неба сыпались остатки снегопада. Вдруг, прямо из-под его ног вылетел комок снега и пустился наутек, перепугав Елисеева до смерти. "Мать твою", — переведя дух, бросил Елисеев вслед улепетывавшему зайцу. Засмеялся. Несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза. Спать хотелось смертельно, однако спать нельзя, ибо не обладал он внутренней организацией Штирлица, чтобы проснуться через пять минут, а иначе можно было замерзнуть, что было бы очень глупо. "Не дождетесь", — сказал кому-то Елисеев, и тут же заснул.

… Старик исчез так же внезапно, как и появился. Удивляясь тому, что совершенно не удивляется его появлению, Марат неожиданно легко освободился от пут и встал. Голова была ясной и свободной от боли. Марат прошел мимо спящего Костина, посмотрев на него с брезгливым любопытством, с каким смотрят на бродячую собаку. Во дворе было еще темно, но Марат различал все окружающие предметы ясно, как днем. Отчего-то было радостно, как в детстве, безоглядно. Вероника, наверное, ждала его на улице. Он подошел к калитке и выглянул. Короткая деревенская улица была пустынна. Марат вышел наружу и оглянулся. Его так и подмывало крикнуть: "Выходи, я сдаюсь", но из желания доставить удовольствие, он подыгрывал ей, продолжая озираться и, наконец, увидел ее. Вероника стояла возле бани и подавала ему знаки. Марат двинулся к ней навстречу и в этот момент пришел в себя. Обморок оказался быстрым и легким, как неожиданное дуновение ночного ветерка. Чувствуя продолжающееся покалывание множества иголочек в лице, Марат ощутил прилив сил. Обморок оказался животворящим, как короткий сон среди дня. Костин спал или делал вид, что спит, хотя его приоткрытый рот, скорее всего, свидетельствовал о сне. Марат приподнялся вместе со стулом. Чтобы достать нож из кармана, надо было лечь на стол и свеситься с него головой вниз, чтобы нож выполз под собственной тяжестью. Ни одно из этих сложных гимнастических упражнений нельзя было произвести, не создавая шума. "Не будите спящую собаку", — сказал себе Марат и вернулся в исходное положение. Стул скрипнул, и Костин тут же открыл глаза.

— Я не сплю, — сказал он, — ты чего дергаешься?

— Я не дергаюсь, — ответил Марат, — я переминаюсь.

— Зачем? — последовал новый вопрос.

— Ноги затекли, — пояснил Марат.

— Это ничего, — успокоил Костин, — бывает хуже.

— Куда уж хуже, — обобщил Марат.

— Как знать, — загадочно улыбнулся Костин.

— Тебе конечно виднее, — усмехнулся Марат.

— Ладно, хрен с тобой, — наконец вынес приговор Костин, — уговор, как говорится дороже денег, не буду я тебя убивать, сам загнешься.

— Это мне напоминает смерть Кей-Кавуса, — сказал Марат.

— А это кто? — спросил Костин.

Один средневековый эмир. Его сынок тоже не хотел проливать крови; так, чтобы избавиться от престарелого отца, он не дал отцу одеться после бани, а дело было зимой и голым, привел домой. Старик замерз, заболел и умер.

— До чего же ты умный, — заметил Костин, — аж противно; одного только не могу понять, если ты такой умный, почему ты связанный, а я нет, а?

— У меня есть ответ на этот вопрос, — сказал Марат, — но боюсь, что он тебе не понравится.

Костин криво улыбнулся, сделал два шага и на третий ударил Марата ногой в лицо. Марат, немного завалившись набок, упал вместе со стулом.

— Это тебе, — сказал Костин, — прощальный поцелуй.