Ночная фиалка

– Чтобы лучше все ощущать, впитывать и думать.

– О чем ты думаешь?

– О тебе.

– Что именно?

– Какая ты.

– И какая я?

– Удивительная.

– Еще…

– Самая лучшая из всех.

– Правда?

– Да.

– Мне кажется, что я тебя знаю и совсем не знаю, – сказала она.

– Человека можно узнать по тому, как он говорит, какие он делает движения, какие у него привычки, какая мимика.

– Что ты обо мне узнал?

– Что ты страстная, чувственная и чуткая.

– Еще какая?

– Мне, кажется, я понял тебя всю. Передо мной твой образ и я знаю, как ты поступишь в следующий момент. Этот отпечаток тебя теперь находится навсегда во мне.

– Я тоже тебя узнала. Через твои стоны, через твои движения и твое стремление, Ты деликатный, проникновенный, ответственный.

– Я себя таким не знал. Это ты меня таким делаешь.

– Как ты понял, что я такая?

– Через близость. Когда человек от тебя далеко, то ты его плохо видишь и не представляешь какой он. Когда он подошел к тебе ближе, ты можешь сказать, какое у него лицо, какие глаза, нос, губы. Когда он подходит и становится совсем близко, то ты плохо видишь его в отдельных частях. Но включается внутреннее зрение. А когда вы становитесь совсем близкими и проникаете друг в друга, то включается не только внутренне зрение, но и отстраненное, астральное зрение, и ты видишь человека всего. Он отпечатывается в тебе и становится твоей частью.

– Я тоже тебя вижу таким, какой ты есть.

Они снова обнялись и соединились. И снова была буря и были порывы ветра эмоций. И они затихали и замолкали, слушая любовную тишину. Потом снова говорили и любили друг друга.

– Скажи, как ты меня в этот раз чувствовал? – со стоном спросила она.

– Как будто я вершина… А ты река и ты текла подо мной в самом начале бурливо, а потом плавно и спокойно. Что ты рядом со мной и течешь по мне, по моему ущелью…

Он целовал ее и ощущал трепетное податливое тело. Но не хотел больше ее тревожить, потому что душа казалась свободной, а тело звонким от проходящей боли совокупления.

– Мы взяли с собой продукты и не притронулись к ним.

– Я насытился тобой… И мне не хочется есть…

– И я тоже сыта, – говорила она.

– Ты спишь?

– Нет.

– А что ты делаешь?

– Думаю о тебе.

– Что?

– Какая ты прекрасная, изящная, удивительная и увлекательная.

– И тебя не смущает мои шрамы?

– Нет, нисколько. Я вижу твою душу.

– Когда я была маленькая, мама водила меня гулять в парк. Мы жили недалеко от парка и ходили каждый день туда гулять. По весне мы искали подснежники и слушали соловьев. В парке много цвело жасмина и сирени. Мы сидели на скамейке, и мама мне что-то рассказывала. Она называла меня Моя Роза. Меня больше так никто не называл.

Игорь вспомнил свое детство.

– Мы жили за городом около леса. И часто ходили в лес собирать ягоды и грибы. Недалеко от нас рос черничник. В урожайные годы мы собирали чернику ведрами.

Виолетта слушала его и смотрела куда-то далеко-далеко.

– Мама очень любила садовые цветы. И больше всего она любила розы. Когда у нас появился загородные дом, она посадила много саженцев роз: плетистые розы, кустовые и одиночные. Она все свободное время проводила в саду.

Каждый из них выглядел растроганным и к сказанному другим добавлял свое воспоминание.

– Моя мама любила полевые цветы. Они просты и непосредственны. В них нет нарочитости, изыска, но много естественной красоты. Ее любимые цветы – анютины глазки.

– Это виола, – вспомнила Виолетта. – У нас тоже в саду были такие цветы.

– Да, виола и еще полевые ромашки. Она любила собрать ромашки в садике и за околицей. Соберет, поставить в банку на подоконнике и смотрит. То на одно место поставит цветы, то на другое. И обязательно меняет воду в банке.

– Твоя мама жива?

– Нет, она умерла от менингита. Воспаление, осложнение и все. Она недолго болела.

– А какая у нее была прическа?

– У нее были длинные волосы. Она их каждое утро расчесывала и укладывала в пучок на затылке.

– Моя мама в девушках тоже носила косу. Она любила длинные косы и носила их до замужества. У нас есть фотография, где она с косой.

– Моя Роза, хочешь, я затоплю баню.

– Как ты меня назвал? – спросила она и прослезилась.

– Моя роза… – ответил он.

– Когда я вспоминаю маму, мне всегда хочется плакать.

– Не нужно. Я включу парилку. Через час можно будет париться.

– Твоя мама была высокая?

– Нет, метр, шестьдесят шесть.

– А моя высокая. Она была ростом с папу. Может быть, мне что-нибудь приготовить?

– Мы могли бы обойтись бутербродами.

– Лучше я приготовлю. – Она поднялась, подошла к плите и осмотрела ее. – Духовка тоже есть. Вот и хорошо. Тогда я сделаю любимое блюдо папы.

– Нет, я не стану возражать против любимого блюда папы, – сказал он и улыбнулся.

Ей захотелось показать себя хозяйкой в доме, хотелось показать себя такой, какая она есть, хотелось накормить его чем-то вкусным, представить, как все у них могло бы быть хорошо. Она все умела, и все могла делать по дому. Она готова была сделать для него сейчас все, что угодно. И накормить, и постирать и погладить его одежду. И она все это сделала бы с огромным счастьем, как делают то, чего долго ждешь.

Она надела халат, запорхала у плиты, загремела скородами и противнями.