Ночная кукушка

Я даже не поверила своим ушам. Даже в том возрасте я догадывалась, что родители как-то иначе должны реагировать на информацию о потере ребёнка. Я бы даже согласилась понести наказание, но при условии, что родители помогут мне искать Лину. Но они даже не встали из-за стола! Что-то здесь явно было не так, и в моём мировосприятии произошли сдвиги, подрывающие основы и ценность семьи. Но рассуждать было некогда, поэтому я снова выбежала на улицу и начала исследовать близлежащие дворы. И в третьем по счёту дворе я обнаружила Лину, стоящую у скамейки, на которой сидели местные бабушки.

Обрадовавшись, я подбежала к ним и сообщила старушкам:

– Это моя сестра! – и, взяв Лину за руку, хотела увести её домой.

– Что же ты так плохо следишь за сестрой! – начали отчитывать меня старушки.

– Да я только на минутку оставила её в песочнице, а она убежала! – оправдывалась я.

– А где же ваши родители? – снова поинтересовались бабульки.

– Дома. Чай пьют, – ответила я.

– И они не знают, что их ребёнок потерялся? – продолжали местные сплетницы выведывать у меня подробности случившегося.

– Знают. Я им сказала. Но они велели мне самой искать сестру.

– А мы увидели, что маленькая девочка идёт по улице одна, – начали старушки рассказывать мне свою версию событий, – остановили её и стали расспрашивать, где она живёт, и как её зовут. Хотели отвести домой. Но она всё время молчит.

– Её зовут Лина, и живём мы вон в том доме! – сказала я, показав рукой в сторону нашего жилища.

– Ну забирай свою сестру и в следующий раз не оставляй её одну! – сказали мне бабульки, прощаясь с нами.

И я крепко сжала руку сестры и повела её домой. Гулять мне больше не хотелось, да и родителям нужно было доложить, что всё в порядке.

Признаться, я думала, что меня убьют за этот проступок, и морально уже приготовилась к самому чудовищному наказанию, которое только могла породить извращённая фантазия моих родителей, но, на удивление, меня не стали бить, ставить в угол или ещё каким-то образом подвергать пыткам. Меня отчитали, но на этом всё закончилось. А я поняла, что теперь Лину и на секунду нельзя оставлять одну, потому что никто не знает, что происходит в её голове, потому что своими мыслями она ни с кем не делится.

В детстве я жутко боялась смерти. Хотя обычно к человеку подобный страх приходит в зрелом возрасте, а у меня произошло всё наоборот. Сейчас я абсолютно равнодушно отношусь к данной перспективе, но когда мне было лет пять, это был самый большой мой страх.

Днём я его не чувствовала. Когда кругом светло и мозги постоянно чем-то заняты, нет места для тёмных мыслей. Но когда наступала ночь, и все ложились спать, а вокруг была кромешная тьма и звенящая тишина, мне казалось, что я физически начинаю ощущать ту пустоту, в которую сваливается человек после смерти, когда вокруг нет ничего: ни света, ни звука, ни мыслей, ни воспоминаний. Лишь пустота. И тогда меня охватывала дрожь, а сердце сжималось в крошечный комок. Воздуха не хватало и хотелось кричать, чтобы тотчас разорвать эту пустоту в клочья. И я начинала плакать, надеясь, что родители услышат меня и подойдут, чтобы успокоить. Ведь мы все спали в одной комнате, и они не могли не замечать, что со мной творится. Но ко мне никто не подходил.

Тогда я сама вставала с кровати и шла к родителям.

– Мне страшно, – дрожащим голосом говорила я.

– По заднице получить захотела? – недовольным голосом отвечал отец. – Давай живо в постель! Спать!

И понимая, что никаких слов утешения от родителей я не услышу, я возвращалась в кровать, забиралась под одеяло и продолжала дрожать, пытаясь справиться со страхом.

Сейчас, когда я в каком-нибудь кинофильме вижу, как ребёнка, которому страшно, родители берут к себе в постель, то воспринимаю это как какую-то заоблачную фантазию, утопию, которой нет места в реальной жизни.

Моя мама никогда не пускала меня к себе в постель, даже когда спала одна. Даже когда мы гостили у родственников и спальных мест не хватало. В таких случаях я спала либо на полу, либо с кем-нибудь из родственников, у которых мы гостили. Мама же всегда спала либо одна, либо с папой, иногда с Линой. Но со мной – никогда.

Более того, родители никогда не обнимали и не целовали меня. Единственной причиной, по которой они могли прикоснуться ко мне, было стремление ударить меня. Из-за этого долгие годы, когда кто-нибудь из друзей или родственников пытался обнять меня, я шарахалась от него, словно от прокажённого, вызывая тем самым кучу неловких ситуаций. Признаться, я даже мужу не позволяла лишний раз прикасаться ко мне, потому что для меня подобное проявление эмоций было сродни чудовищному домогательству.

И только годам, наверное, к тридцати шести, когда родители совершенно растеряли в моих глазах остатки авторитета, и наше общение свелось к минимуму, а друзья и коллеги, наоборот, фактически стали для меня членами семьи, я перестала шарахаться от людей при каждом прикосновении.