Я украсила ее изголовье бутонами, и, распустившись, они станут чадить адским пламенем, испепеляя все подряд вокруг себя. В их листьях упрятаны легионы страшных шипов, а соцветия смердят отвратительным зловонием. Оно напитает всю комнату. Взгляни–ка, спокойствие давно стерлось с ее личика, а губы изувечило ужасом. (Руками в перчатках она водит у лица АОЙ
). Раньше, разглядывая себя в зеркало, она прекрасно знала, до чего же красиво ее лицо. А сейчас? Ей снится, будто оно превратилось в сплошной клубок морщин, на него жутко взглянуть. И стоит мне только коснуться этой вот шеи, как Аой тут же привидится, будто ее зажаривают в адском пекле. (Она дотрагивается до шеи пациентки). Кровь вот–вот прихлынет к лицу, дыхание остановится, а руки и ноги сведет нестерпимой судорогой.ХИКАРУ (в ужасе отталкивает РОКУДЗЕ)
. Что ты вытворяешь с Аой?РОКУДЗЕ (отходит от кровати, слова произносит вкрадчиво, словно откуда — то издалека)
. Я хочу заставить ее страдать.ХИКАРУ. Извините, но Аой — моя жена, и я не позволю беспокоить ее. Ради Бога, убирайся сейчас же.
РОКУДЗЕ (как можно вкрадчивей)
. Нет, я никуда не уйду.ХИКАРУ. Что–что?
РОКУДЗЕ (подходит к ХИКАРУ и нежно берет его за руку)
. Я пришла этой ночью, чтобы встретиться с тобой.ХИКАРУ (вырывая руку)
. У тебя же руки как лед.РОКУДЗЕ. Ничего странного: в них — ни капельки крови.
ХИКАРУ. А твои перчатки…
РОКУДЗЕ. Я сниму их, раз тебе не нравятся мои перчатки. Это совсем нетрудно. (Расхаживая по комнате, она стягивает перчатки и кладет их у телефона)
. Так или иначе, мне надо бы покончить с одним важным делом. За тем я, собственно, и наведалась сюда этой ночью. Не думай, что это так просто. Сейчас как раз полночь: (Посматривает на часики на руке). Уже первый час ночи, а ночью совсем не то, что днем. Ночью намного свободней, люди и вещи, все живое и неживое… все — все в подлунном этом мире пребывает во власти сна. Стены и встроенные в них шкафы, рамы на окнах и двери — все непременно забывается сном. А пока весь мир витает в объятиях сновидений, мне совсем ничего не стоит проскользнуть в щель или даже в самую малую щелочку. И раз мне удалось просочиться сквозь стену, то уж вряд ли ей когда догадаться об этом. Так что же такое, по–твоему, ночь? Ночь — это когда все сущее в поднебесной преисполнено гармонии. Днем свет и тени ведут друг с другом исступленную битву. Зато в сумерках черное с белым приходят к согласию. Проникая друг в друга, они сливаются в Единое. Ночные ароматы превращаются в соучастников священного таинства. [8] Ненависть и любовь, счастье и боль…Всех и каждого соединяет благоуханная ночь. Даже в убийце, уверена, ночью проснется любовь к растерзанной жертве. (Смеется)
. Ты что? Отчего так странно смотришь на меня? Похоже, удивлен, насколько безжалостно время даже ко мне.ХИКАРУ. Я думал, мы больше никогда в жизни не встретимся.
РОКУДЗЕ. Ну и обрадовался, надеясь на это. Так вот почему ты женился на Аой. (Со свирепым видом она поворачивается к спящей АОЙ)
. На этой слабой, болезненной кукле! (Разочарованным голосом). Я лишилась покоя с тех пор. Я не в силах заставить себя уснуть — ни на минуту. Даже просто сомкнуть глаза.ХИКАРУ. Ты что, пришла искать сочувствия у меня?
РОКУДЗЕ. Я сама не знаю зачем? С одной стороны, меня терзало желание прикончить тебя. Ну, а с другой? Я надеялась, что пусть даже мертвый, но ты все–таки пожалеешь меня. Вот и мечусь между двумя чувствами, казалось бы, совершенно исключающими друг друга. Странно. Как будто я сразу существую в двух измерениях.
ХИКАРУ. Не понимаю, ты о чем?
РОКУДЗЕ(поднимая к нему лицо)
. Поцелуй меня.ХИКАРУ. Пожалуйста, прекрати.
РОКУДЗЕ. Какие у тебя красивые глаза. И нос — совсем–совсем прямой. А брови? Они такие густые
ХИКАРУ. Я же сказал: прекрати.
РОКУДЗЕ. До чего нежны твои губы (поспешно целует его)
.ХИКАРУ (отпрянув)
. Я прошу, ради Бога, прекрати!РОКУДЗЕ. Когда в первый раз я поцеловала тебя, ты ведь тоже испугался, точно дикий олень. Совсем как сейчас.
ХИКАРУ. Верно, я струхнул, потому что не очень–то был влюблен в тебя. Скорее в этом — что–то от юношеского любопытства. А ты и воспользовалась. Надо полагать, теперь ты знаешь, что ждет женщину, злоупотребившую мужским любопытством.
РОКУДЗЕ. Так что с того, что не был влюблен? Хорошо, пусть ты изучал меня, и именно это сделалось твоей целью. Но как же ты был обворожителен! Надеюсь, и по–прежнему остался таким?
ХИКАРУ. Я давно не мальчишка, у меня есть семья. А разве тебе не стыдно: моя жена почти в двух шагах?
РОКУДЗЕ. Мне нечего стыдиться. Я за этим, собственно, и пришла сюда, чтобы уладить свои дела.