Медленно и держась поближе к середине, чтобы его не могли увидеть с земли, Шелк прошелся по крыше. Подойдя достаточно близко к краю, он увидел, что крутая крыша главного здания была покрыта черепицей, а не просмолена. Сейчас были четко видны высокие дымовые трубы: пять, причем четыре казались совершенно одинаковыми. Однако пятая — почти самая далекая от него — могла похвастаться колпаком почти вдвое выше, чем у остальных, высоким и несколько бесформенным, с бледным флероном. Какое-то мгновение Шелк с тревогой спрашивал себя, не тот ли это «белоголовый», о котором его предостерегала Мукор, и решил проверить эту трубу только в том случае, если не сможет проникнуть ни в одну из других.
Потом его внимание привлекла другая, более значимая деталь. За третьей дымовой трубой был отчетливо виден уголок какого-то темного низкого выступа, чей угловатый контур резко контрастировал с округлыми черепицами, и который возвышался над ними примерно на кубит. Шелк передвинулся на пару шагов влево, чтобы лучше рассмотреть выступ.
Люк, вне всякого сомнения; и Шелк прошептал благодарственную молитву неведомому богу, поколение назад сделавшему так, чтобы в план крыши включили люк, который он может использовать сейчас.
Накинув веревку на мерлон, он легко добрался до черепицы и вытянул за собой веревку. Внешний на самом деле предупредил его, что помощи не будет; тем не менее на его сторону безусловно встал другой бог. Какое-то мгновение Шелк счастливо пытался понять, кто это может быть. Возможно, Сцилла, которая не хотела, чтобы ее город потерял мантейон. Или мрачная и прожорливая Фэа, правившая сегодняшним днем. Или Молпа, потому что… нет, Тартар, ну конечно. Тартар, покровитель воров любого сорта, и он пламенно молился Тартару (как он сейчас припомнил), когда был еще за стеной Крови. Более того, черный — цвет Тартара; все авгуры и сивиллы носят его, чтобы они могли — метафорически, если не буквально — незамеченными красться между богами и подслушивать их намерения. И не только он сам одет полностью в черное, но и та просмоленная крыша, с которой он только что спустился, тоже была черной.
— О Ужасный Тартар, я всегда буду благодарить тебя и молиться тебе. А теперь сделай так, чтобы он не был закрыт, о Тартар! Но, закрыт он или нет, я клянусь, что черная овца будет твоей. — Вспомнив таверну, в которой он встретил Гагарку, он добавил с невероятной расточительностью: — И еще черный петух.
Тем не менее, сказал он себе, простая логика подсказывает, что люк находится на том месте, где и должен находиться. Черепицы могут сломаться — и несомненно ломались достаточно часто во время жестоких ливней с градом, с которых последние несколько лет начиналась каждая зима; каждую сломанную черепицу необходимо заменить. И люк, который дает доступ на крышу с чердака виллы, намного удобнее (и намного безопаснее), чем приставная лестница длиной в семьдесят кубитов. Кроме того, лестница такого размера потребует целую команду рабочих, которые будут держать ее на месте.
Шелк попытался пойти быстрее по неустойчивым черепицам, но каждый шаг по их глазурованной, выпуклой и неустойчивой поверхности давался с трудом. Плитки дважды трескались под его нетерпеливыми ногами, и он неожиданно поскользнулся и упал, когда почти добрался до люка; Шелк едва не покатился вниз, но сумел ухватиться за грубую кладку третьей дымовой трубы.
Успокаивало только то, что эту крышу, как и крыши флигелей и оранжереи, окружали декоративные зубцы. Если бы не труба, он бы ударился о них со всей силой; как хорошо, что он сумел этого избежать. Его бы как следует тряхануло и он бы поранился; что еще хуже, шум удара мог бы услышать кто-нибудь внутри виллы. Но все-таки, несмотря на унизительное падение, он бы не свалился с крыши и не разбился бы насмерть. Эти благословенные зубцы (которые так помогали ему с того времени, когда он спрыгнул со стены и промчался через лужайку) были, как он сейчас вспомнил, одним из общепризнанных символов при изображении Сфингс, богини-львицы войны; и
Восстановив дыхание, Шелк осторожно отошел от трубы. Здесь, на пядь от носка правого ботинка, лежало то, на чем он поскользнулся — пятно на землисто-красной поверхности крыши. Он остановился и подобрал его.
Клочок грубой кожи какого-то животного, неровный лоскут размером с носовой платок, с одной стороны все еще покрытый жесткими волосами, а с другой скользкий от гниющего мяса и протухшего жира, вонявший разложением. Шелк с отвращением выбросил его.
Крышка люка легко пошла вверх; под ней оказалась крутая винтовая лестница с железными ступеньками. Более привычная лестница, безусловно ведущая на верхний этаж главного здания виллы, начиналась в нескольких шагах от основания железной. Он на мгновение замер и посмотрел на нее, смакуя свой триумф.