Именно это происходит с теми из нас, кто лишается благословения Паса. Некоторые из вас, я точно знаю, были одержимы, и через несколько секунд я попрошу ту из вас, которая была одержима, описать это.
Маленькая темноволосая женщина в конце первого ряда усмехнулась, и хотя ее лицо изменилось совсем немного, Шелку показалось, что из-под него выглядывает череп. Он расслабился и только сейчас понял, что его ладони покрыты потом, резная рукоятка трости Крови стала скользкой и на лбу набухли капли испарины, угрожающие стечь ему в глаза. Он вытер их рукавом сутаны.
— Предмет за мной когда-то был Священным Окном — сомневаюсь, что среди присутствующих есть кто-то настолько невежественный, что этого не знает. Когда-то через такие Окна лорд Пас говорил с человечеством. Так что оно для богов, и каждый из вас это знает — боги говорят с нами при помощи Окон, которые Великий Пас построил для них и нас. Есть и другие способы, конечно, и один из них — авгуры. Но это не изменяет того факта, что Окно — важнейший из них. И разве можно удивляться, что Пас перестал защищать это место, если мы разрешили Окну прийти в негодность? Я говорю «мы», потому что я включаю самого себя; мы, каждый мужчина и каждая женщина в Вайроне, дали случиться этому кошмарному событию.
Готовясь к экзорцизму, я сделал все, чтобы исправить ваше Окно. Я почистил и укрепил контакты, вновь соединил порванные кабели и попытался сделать некоторые более сложные починки. Как видите, я не преуспел. Ваше Окно осталось темным и безжизненным. Оно закрыто для Паса, и мы можем только надеяться, что он проявит добрую волю и вернет этому дому свое благословение в ответ на наши молитвы.
Некоторые из юных женщин начертили в воздухе знак сложения.
Шелк одобрительно кивнул, потом посмотрел прямо на темноволосую женщину:
— А теперь я собираюсь поговорить прямо с бесовкой, которая приходит к нам, потому что я знаю, что она здесь и слышит меня.
Самый могущественный из богов, Внешний, отдал тебя в мою власть. У тебя тоже есть окно, мы оба это знаем. Я могу закрыть его, замкнуть для тебя, если я захочу. Уйди из этого дома навсегда, или я так и сделаю! — Шелк ударил по сцене тростью Крови. —
Юные женщины вздрогнули и затаили дыхание, а усмешка темноволосой растаяла. Как будто (сказал себе Шелк) у нее была лихорадка; пока он глядел на нее, лихорадка прошла, и вместе с ней бред.
— Итак, я уже сказал достаточно. Орхидея, недавно я спросил Синель, была ли ты одержима, и она сказала, что нет. Это верно?
Орхидея кивнула.
— Встань, пожалуйста, и скажи это громко, чтобы мы все услышали тебя.
Орхидея встала и прочистила горло:
— Да, патера. Это никогда не случалось со мной. И я не хочу, чтобы случилось.
Некоторые из юных женщин хихикнули.
— Ни с кем из вас больше такое не произойдет. Я верю, что могу вам это пообещать, и я это делаю. Орхидея, ты знаешь тех, с кем это уже случилось. Кто это?
— Фиалка и Крассула.
Шелк ткнул тростью в сторону зала:
— Могут ли они встать, пожалуйста?
Они, неохотно, встали. Фиалка оказалась выше большинства девушек, с гладкими черными волосами и сверкающими глазами; Крассула была тонкая и почти плоская.
— Это не все, — сказал Шелк. — Я знаю, что была еще одна, по меньшей мере. Если кто-то из вас был одержим, пожалуйста, встаньте, даже если Орхидея не назвала ваши имена.
Кровь, на заднем ряду, улыбнулся; он подтолкнул локтем Мускуса, который улыбнулся в ответ, продолжая чистить ногти ножом с длинным лезвием. Женщины поглядели друг на друга; некоторые зашептались. Наконец, медленно, маленькая темноволосая женщина встала.
— Спасибо тебе, дочь моя, — сказал Шелк. — Да, это ты. Ушла ли бесовка?
— Да, как мне кажется.
— И я так думаю. Как тебя зовут, дочь моя?
— Мак, патера. Но я еще не чувствую себя так, как обычно.
— Я вижу. Ты знаешь, Мак, мне кажется, что Орхидея упомянула тебя, когда мы с ней разговаривали… — он едва не сказал, что это потому, что физически она является полной противоположностью Синель; в последнее мгновение он поправил себя: — …потому, что ты очень привлекательна. И это как-то связано с твоей одержимостью, хотя я не могу быть полностью уверен. Когда ты была одержима, Мак?
— Только что.
— Говори громче. Не думаю, что кто-нибудь услышал тебя.
— Только что, — громко сказала Мак. — Перед тем, как ты сказал ей уйти, патера.
— И как ты это почувствовала, Мак?
Маленькая темноволосая девушка задрожала.
— Если это тебя так пугает, ты не должна нам рассказывать об этом. Может быть, ты предпочитаешь сесть?
— Я почувствовала себя так, как будто умерла. Мне стало все безразлично, я была здесь и, одновременно, далеко. Я видела те же самые предметы, но они означали совсем другое, я не могу объяснить. Люди стали пустыми, вроде одежды, под которой нет ничего, все, за исключением тебя.
— А я вынула из волос мои самые лучшие заколки и положила одну на умывальник, — сказала Фиалка. — Я не хотела, но так и сделала, а потом вода добралась до нее и сливное отверстие съело ее, по-настоящему хорошую заколку с бирюзовой головкой; и я подумала, что это было забавно.
Шелк кивнул.